приложившись затылком об пол.
Тишина.
Минуту-другую Пфефферкорн лежал, размышляя о неожиданном повороте событий. Потом встал. Что было силы рванул цепь. Стол не шелохнулся. Пфефферкорн проверил, насколько велико его жизненное пространство. Цепь отпускала до параши и тюфяка. Дальше пути не было.
94
Вскоре Жулк вернулся. Не один. Обстановка явно не предполагала горничных, однако премьер- министра сопровождала женщина в черном синтетическом платье, поникшей белой наколке и некогда белом фартуке, посеревшем от бесчисленных стирок. Морщившее в швах платье тоже знавало лучшие дни. Горничная являла собой тучную особу с погасшим взором, землистым лицом, распухшими икрами и плоским широким задом. От бесконечного мытья посуды руки ее были покрыты цыпками. Она держала поднос с едой. Весь ее вид, мрачный, как грозовая туча, передавал крайнее недовольство. Отперев решетку, женщина поставила поднос на стол и развернулась к выходу.
Жулк прищелкнул языком. Горничная замялась.
Пфефферкорн не предполагал, что обычным книксеном можно выразить столько злобы.
Женщина покинула камеру. Вслед ей Жулк сказал что-то резкое, и горничная ушла прочь. Чуть погодя хлопнула дверь.
Жулк показал на еду:
— Сэр, прошу вас.
Пфефферкорн глянул на поднос. Меню подтверждало, что он в Западной Злабии: горелая шайба корнеплодного крошева, бурый чай и кубик масла с тошнотным запахом козьего хлева.
— Пожалуй, воздержусь, — сказал Пфефферкорн.
— Сэр, это неприемлемо. Пища — символ труда, выражающего волю Партии, которой нельзя перечить.
— Я не голоден.
— Сэр, это ошибочно. Одиннадцатая статья прославленного революционного кодекса гласит, что существует только необходимое. Сэр, я, как личность, уже отобедал. Посему логично, что моей личности еда не потребна. Однако вы, сэр, должны испытывать потребность в пище. В противном случае она останется невостребованной, что никак невозможно, ибо тем самым будет нарушена вышеупомянутая статья. Вывод: либо еда иллюзорна, либо вы обязаны есть. Пища не иллюзорна. Сэр, вот она, перед вами. Стало быть, вы должны ее хотеть. ЧТД.
Памятуя о «токе через мошонку», Пфефферкорн подсел к столу. Размазал масло по коричневой кривой шайбе и целиком затолкал ее в рот. Вкус нехватки. Не жуя проглотил, запил чаем и откинулся на стуле, жалея, что нечем запить чай. Заныла грудь. Большой кусок, разом проглоченный, обдирал пищевод. Поступило уведомление, что скоро он двинется в обратный путь.
— Сэр, Партия одобряет.
Хлопнула дверь. В рамке входа возникла горничная. Она неуклюже толкала тачку, груженную книгами и газетами. Жулк открыл решетку. Подкатив тачку к столу, горничная начала ее разгружать.
— Сэр, источники вдохновения.
Пфефферкорн глянул на книги. Многие чуть живы. Все заплесневелые. Целая куча, горничная даже слегка упрела. Забрав пустой поднос, она сделала книксен и вышла из камеры.
— Сэр, Партия намерена снабдить вас всем необходимым. В разумных пределах. Пожалуйста, сообщите о своих нуждах, мы их удовлетворим.
Повисло молчание.
— Я бы принял душ, — сказал Пфефферкорн.
