тираж, и упорно терзает публику, появляясь в ролях «инженю». Королей и властителей, сто пятьдесят лет назад нежившихся в постели примы, сменила череда аппаратчиков, шпиков, репортеров и сомнительных типов, а набеленный фасад, некогда кокетливо смазливый, покрылся налетом сажи. Прислуга, не уведомленная о новой пьесе, по-прежнему щеголяла в малиновых ливреях, а истасканных шлюх, слонявшихся по вестибюлю, на полном серьезе величала «мадам».
Портье зарегистрировал фальшивый паспорт Пфефферкорна.
— Великая почесть оказать вам гостеприимство, мсье Ковальчик.
Пфефферкорн хмуро улыбнулся. На дальнем конце конторки жирные мухи облепили чашу с подгнившими фруктами. Пфефферкорн перебросил пиджак через плечо и отер взмокший лоб. Если еще доведется сочинять триллер, он реалистично опишет переезды, не упуская деталей вроде затхлого кофе и вонючей обивки сидений. За последние сутки Пфефферкорн прошел через контрольные пункты пяти стран. Маскировка сработала. Всюду служба безопасности ограничилась беглым досмотром. В амстердамском аэропорту Схипхол возникло чувство полной нереальности происходящего: он стоит возле газетного киоска, грызет эдамский сыр и, поглаживая накладные усы, читает заметку о своем розыске, а рядом дама берет со стойки нашумевший триллер «Bloed Ogen».[13]
Ныла спина, от смены часовых поясов дурел организм, одежда провоняла потом, но он справился.
Клерк оглядел сумку с колесиками:
— Вы протянете в нас две недели, так?
— Я путешествую налегке. — Пфефферкорн подтолкнул к нему купюру в десять
Портье поклонился. Банкнота мгновенно исчезла в его рукаве. Он тронул звонок, и три коридорных тотчас материализовались. За сумку они дрались, как собаки, и только окрик портье двоих принудил к мрачному отступлению.
Безрадостный лифт по л фута не доехал до уровня четвертого этажа. Провожатый галопом помчался по коридору, волоча за собой подпрыгивавшую сумку. Пфефферкорн шел следом, стараясь не споткнуться о бугры заскорузлой дорожки. В номерах бормотало радио, бубнили голоса, шуршали вентиляторы. С недалекой границы долетал треск автоматных очередей.
В комнате коридорный изобразил, будто регулирует термостат. Деталь прибора осталась у него в руках. Парень сунул ее в карман и, покончив с наигранной услужливостью, топтался в дверях, покуда не получил свои десять
68
Из опыта книжных туров Пфефферкорн знал, что комфорт американского гостиничного номера зиждется на иллюзии, созданной хозяином и охотно принятой гостем: прежде здесь никто не жил. Девственные простыни, идеальная стерильность, нейтральные оттенки поддерживали эту иллюзию, без которой было бы трудно заснуть.
Отель «Метрополь» не скрывал своего прошлого. Напротив, номер 44 предоставлял богатый исторический материал: потолок в зловонной копоти от несметных сигарет, постельное покрывало в обширном архипелаге пятен — свидетельстве многих гадких извержений. Молдинг эпохи Второй французской империи, конструктивистская мебель, протертый ковер и отсутствующие шторы. Мягкие пятачки в обоях извещали об установленных, но потом удаленных жучках. Природа ржавой кляксы вдоль плинтуса не поддавалась объяснению — то ли результат протечки, то ли укор неисправимому оптимисту.
Над кроватью висел портрет покойного Драгомира Жулка.
Пфефферкорн распаковался. Поскольку Соединенные Штаты и Западная Злабия не имели
