1
Татьяна любила приходить на работу рано, в начале восьмого утра. Переодевшись, обходила палаты. Это был не врачебный обход в полном варианте, а быстрая проверка – все ли благополучно в ее королевстве. Татьяна заведовала отделением реконструктивной хирургии в городской онкологической больнице. Отделение было небольшим – пять палат, три хирурга, включая Таню, пять медсестер, включая старшую медсестру Иру, которая не дежурила сутки через трое, а работала с восьми до семнадцати. Отделение в основном специализировалось на раке молочной железы. Когда имелась хоть минимальная возможность, женщинам, отняв грудь, пересаживали мышцу со спины, потом и сосок можно было сделать, – поэтому отделение называлось реконструктивным. Если не знать, то никогда не догадаешься, что грудь у женщины ненатуральная, ведь можно носить платья с глубоким декольте. Американцы в аналогичных случаях пересаживают жировую ткань с живота. Это еще вопрос, чья методика лучше. Но и американки, и россиянки, полностью лишившись груди, без пластики, переживают стресс посильнее того, что испытывают мужчины, которым удалили яички.
Проблемных больных было двое: сорокалетняя Оля и двадцатисемилетняя Вера. Оля страдала из- за дренажей – трубок, по которым отходил экcсудат из прооперированной ткани. Трубки спускались в пластиковую бутылочку, бинтом привязанную на поясе. После первых Олиных слез: «Вытащите из меня трубки, умоляю!» – врачи решили, что она блажит. Человек, выбитый из колеи страшным диагнозом, перенесший многочасовую операцию, редко сохраняет полную психическую трезвость ума, не поддается панике и эмоционально устойчив. Онкологи давно привыкли к тому, что их пациенты сплошь невротики. Оле десять раз объяснили, что дренаж обязателен, но Оля твердила как заведенная: вытащите, вытащите. У? нее поднималась температура на фоне отсутствия воспаления и приема антибиотиков, что было крайне плохо.
– Доброе утро! – поздоровалась Татьяна, войдя в палату.
Вера ответила, а Оля лихорадочно задрала ночную рубаху и показала бутылочку:
– Смотрите, Татьяна Владимировна! Чуть больше половины накапало. Можно уже снять?
– Еще немного потерпите, ладно? Какая температура?
– Тридцать восемь и три. Но я не могу, не могу! – заплакала Оля. – Я не могу, когда в меня что-то вставляют. Сережки не ношу, к пломбам в зубах месяцами привыкаю. Пожалуйста, вытащите дренаж!
«Не могу, когда в меня что-нибудь вставляют» врачи слышали много раз. Хирург Петя Сомов, балагур и любитель кровожадных медицинских анекдотов, острил в ординаторской: «Как она с мужем спит? Как он, не вставляя, заделал ей двоих детей?»
А Олин муж рассказывал, что когда Оля сломала средний палец, ей поставили маленький аппарат – металлические спицы проходили через кость и крепились снаружи на маленьких кольцах. Травматолог обещал Ольге, что аппарат ставится на семь дней. «Вы что, неделю не выдержите?» Оля собрала волю в кулак и кое-как выдержала. Когда пришла снимать пыточное устройство, травматолог заявил: «Вот теперь, когда вы привыкли к аппарату, я вам сообщу, что носить его надо три недели минимум». Оля развернулась и ушла. Дома, плоскогубцами, сама разобрала аппарат и вытащила спицы, обработала ранки спиртом. Средний палец так и остался у нее кривым.
– Я вас поняла, Оля, – сказала Татьяна. – Обещаю что-нибудь придумать.
«Надо вызвать психолога и назначить транквилизаторы», – подумала она и повернулась к Вере.
Эта молодая женщина была не только хороша собой, но и умна, за несколько лет сделала блестящую карьеру в иностранной фирме. Вера жила с молодым человеком, гражданским мужем. Он иногда навещал Веру, и Татьяне не нравилось выражение его лица – смесь брезгливости со страхом. Многие люди, образованные, понимающие, что рак нельзя подхватить в коридорах и палатах онкологического стационара, все-таки испытывают ужас перед этой клиникой. При росте метр семьдесят Вера весила пятьдесят
