домашняя женщина. Мне нравилось подбирать мебель в квартиру, и шторы, и светильники, и сантехнику в ванную, и продумывать декорирование стен – мне нравится вить гнездо. А уж когда родился Сережа- маленький, я была на седьмом небе, а Сережа-большой на двадцать седьмом. Однако в глубине души… Спьяну легко тащить секреты из глубины души, – усмехнулась Дина. – Подсознательно я, наверное, всегда считала, что, уступив Сергею, я его облагодетельствовала. Я большой подарок для него. Когда с подарком обращаются нежно и бережно – это нормально и естественно. Поэтому, когда случилось… когда случилось то, что случилось сегодня, во мне, вероятно, не просто гордость обманутой женщины пострадала, а еще и оскорбленное возмущение благодетеля. Знаешь ведь, как это бывает, вроде бы человек и не ведет счет своим добрым поступкам, а потом, если облагодетельствованный повел себя нехорошо, человек возмущается: я ему столько сделал, а он мне…
– Навалил дерьма в шляпу. Пардон! – спохватился Максим. Он неожиданно забыл, что имеет дело не с приятелем, а с дамой.
– Грубо, но точно.
Максим плеснул в рюмки, и Дина без приглашения выпила. Коньяк проваливался в бездонную бочку, казалось, уже не хмелил, но действовал как обезболивающее. Страдающий человек не может оторваться от анальгетика.
– Я не психоаналитик, – пожал плечами Максим, – это они копаются в мотивах, реакциях. С моей точки зрения, важны факты. Была измена – факт. А плохо тебе, потому что мужа любишь или потому что подарком небес себя считаешь, значения не имеет. Какая разница: подстрелили тебя или зарезали, ведь все равно погибаешь.
– Да, погибаю.
– Я имел в виду – фигурально погибаешь.
– У меня такое чувство, как будто застыла перед пропастью. То есть уже качнулась, падаю. Какая- то секунда, доля секунды, когда ты еще на земле и уже летишь вниз. Секунда длиною во многие часы. В этот момент человек переживает дикий ужас. Миллион мыслей, воспоминаний – и ни одной мысли, пустота, только ужас. У тебя так же было?
– Наверное, не помню. Я был раздавлен и страшно взбешен. Так вот одновременно – раздавлен и взбешен. И еще, конечно, дико оскорблен по-мужски, даже перепуган. Что ты за мужик, если твоя жена ездит к продажным альфонсам? Дальнейшая жизнь показала, что по этой части у меня все в порядке. Я постарался вычеркнуть из памяти, забыть свое супружество. Не было его, и точка.
– Скажи мне, Максим… Если не хочешь, не отвечай…
– Если не захочу, не отвечу. Что?
– В популярной литературе весьма известна теория гиперсексуальности мужчин. Мол, они ничего не могут с собой поделать, когда видят смазливое личико, стройные ножки, кругленькие попки. Происходит выброс гомонов, и мужчина собой не владеет. Он не виноват, это зов природы, не порицайте его, заложника инстинктов.
«Какой вариант ответа, – задумался Максим, – ей подойдет?»
– Ты мне лучше не отвечай, только не ври, – попросила Дина.
– Мы с тобой уже столько приняли на грудь, что находимся в состоянии «ты меня уважаешь», и врать в этом состоянии западло. У нормального мужика с инстинктами все в порядке, и личики-ножки-попки, конечно, вызывают, то есть возбуждают. Но ведь кроме гормонов есть еще белое и серое вещество в мозгах, есть, бывают, – поправился Максим, – высокие чувства, порядочность, наконец… Что- то я не то несу, не могу подобрать слов.
«Я переспал со столькими замужними бабами, доказывая себе свой мачизм, – подумал Максим, – что по большому счету не имею права иметь право высказываться на данную тему. Чего имею – не имею? Кажется, я захмелел».
– Понимаю тебя, – кивнула Дина.
Что она поняла, было неясно. Максим попробовал не то что забросить удочку, а показать наличие снастей.
