Дверь открывается, и мы обе испуганно оборачиваемся. В дверном проеме стоит Джонатан.
— Грейс, поднимитесь, пожалуйста, со мной наверх, — произносит он тем непререкаемым тоном, который я уже успела хорошо изучить. Это не просьба. Это приказ.
У меня слегка дрожат пальцы, когда я ставлю стаканчик на стол. Энни испуганно замирает, переводя взгляд с меня на Джонатана и обратно, не говоря ни слова.
— Увидимся позже, — шепчу я ей и следую за Джонатаном, который уже успел уйти вперед. Широким шагом он проходит по коридору, и мне приходится почти бежать, чтобы нагнать его.
Только в лифте он снова обращается ко мне.
— Что вы забыли там, внизу? — В вопросе отчетливо слышится упрек.
— Хотела провести время до завершения вашего совещания.
— Я велел вам ждать в своем кабинете. — Произнося эту фразу, он почти кричит, и я съеживаюсь. А потом прихожу в ярость, потому что он весь день сбивает меня с толку своими переменами настроения. Или он думает, что со мной можно так обращаться?
— Да, вы велели мне подождать. Но поскольку у меня не было конкретных поручений, я сама могла решить, что и где я буду делать. Может быть, ваша секретарша и ваш шофер всегда делают то, что вы им говорите, но ведь вы им за это платите.
На его лице отражаются недоверчивость и удивление. Очевидно, такого ответа он не ожидал. Его лицо омрачается, и он делает шаг ко мне, что заставляет меня отпрянуть. Впрочем, далеко уйти я не могу, потому что за спиной у меня зеркальная стена.
— Вам я тоже плачэ. — Его голубые глаза сердито сверкают, но я не отвожу взгляда.
— Да, но недостаточно хорошо, чтобы я терпела такое обращение. Я ведь не собачка, которой вы можете приказать где-то лечь и смирно ждать вашего возвращения. Так не пойдет.
Он подходит еще ближе, теперь он останавливается прямо напротив меня. Мне приходится поднять голову, чтобы посмотреть на него, и мое горло оказывается беззащитным перед ложащейся на него рукой. Его пальцы касаются моей кожи. Его лицо так близко к моему, что я отчетливо вижу темные вкрапления в его глазах.
— А как пойдет, Грейс? — хриплым голосом интересуется он. — Что я должен сделать, чтобы ты выполняла мои желания?
11
Я могу только смотреть на его губы. Не могу дышать, не могу думать. «Он поцелует меня», — думаю я. Я чувствую его дыхание на своей щеке, его руку на своей шее. И я хочу этого. Я хочу, чтобы он поцеловал меня.
Мои руки словно сами собой тянутся к его воротнику, притягивают его ко мне. А затем его губы касаются моих. От прикосновения меня словно бьет током, я со стоном откидываю голову назад, мне кажется, что я не выдержу. Однако уже слишком поздно что-либо менять.
Зарычав, Джонатан бросается на меня, грубо привлекает к себе, прогибает мою спину, прижимая к ней руку. Я чувствую его тело рядом со своим, его крепкие мускулы под тканью, жар, источаемый им, охватывающий меня с головы до ног. Его вторая рука зарывается мне в волосы, запрокидывает мне голову, и я становлюсь совершенно беспомощной.
А затем он целует меня, жестко и дико, безжалостно. Его язык проникает в мой рот, завоевывая каждый уголок, гладит внутреннюю поверхность губ, язык. Мои колени подгибаются, и мне приходится вцепиться в него, потому что иной опоры у меня нет. Но какой бы безвольной не сделал меня его поцелуй, он пробуждает что-то во мне, и вот уже я отвечаю ему, хочу быть еще ближе к нему, а наши языки тем временем ведут между собой страстную дуэль.
В следующий момент я чувствую спиной стенку лифта, и его руки ложатся на мою грудь, гладят ее сквозь тонкую ткань блузки, касаются заострившихся сосков. От его прикосновений меня бьет током, гораздо интенсивнее, чем во сне, на меня накатывает волна мощных ощущений, а я продолжаю почти
