самое разумное существо не может подчинить его своей воле. В такие моменты мы видим только один путь – удовлетворить свое желание. Нам предоставляется возможность вспомнить о том, что мы являемся животными и мало чем от них отличаемся.
Я не любил ее. Я не был уверен, можно ли было полюбить ее вообще. Таких женщин любить нельзя, такая любовь сжигает человека до тла, не оставляя ему ровным счетом ничего духовного. Это можно было увидеть на примере отца – до встречи с Лизой он крутил женщинами так, как хотел.
Я рвал на ней одежду и задавал себе один и тот же вопрос – кто и, самое главное, за какие грехи наказал меня этой женщиной? Даже когда от желания мне было трудно дышать, я ненавидел себя за то, что не смог сделать над собой усилие и оставить дверь в прошлое закрытой. Я проклинал тот день, когда она появилась в моей жизни, и мне хотелось плакать от отчаяния.
Она отдалась мне на полу – подняться в спальню означало потерять еще тридцать драгоценных секунд – заключив в объятия не только мое тело, но и волю, и разум, и все остальное. Хотя… «отдалась» было не совсем верным словом. Скорее, я ей отдался. Если бы она сейчас приказала мне умереть, я бы не сопротивлялся. В какой-то момент все, что окружало нас, перестало существовать, испарилось, и осталась только она одна. Так, как было раньше. Когда мы дорожили каждой секундой, боялись дышать, чтобы не спугнуть стрелки часов, прислушивались к любым шорохам в спальне отца, но были вдвоем, так близко, что для этой близости еще не придумали слов. И я снова чувствовал, что тону в водовороте противоречивых чувств. И осознавал, что не испытываю никакого желания выбраться на волю.
…Пару минут Лиза молчала. Она курила, полулежа на ковре, и жмурилась подобно кошке на солнце.
– Ну, скажи уже что-то, Брийян, – проговорила она. – Я боюсь, что у тебя случился сердечный приступ.
– Меня от всего этого тошнит.
– Тебе надо убрать эту страсть подальше в душу. И никогда ее оттуда не доставать.
– Может, ты расскажешь мне, как это сделать?
– Найди себе милую, спокойную девушку. Такую, которая будет готовить тебе ужин, убирать дом. И все станет на свои места.
– Я уже пробовал. Становится только хуже. Может, у вас есть другое лекарство, доктор?
– Может, причина гораздо глубже? А мы, глупые, ищем на поверхности?
Я наклонился к ней, и она, повернувшись ко мне, улыбнулась той самой улыбкой, которую я не раз видел на кухне за спиной отца.
– Если ты не знаешь этого, то кто же должен знать? – спросил я. – И что мы будем делать дальше? Ты продолжишь искать причину, а я продолжу метаться, как и делал раньше. И нам обоим будет
