— Садитесь, Качаровский, давайте побеседуем.
— Мне не о чем говорить, я ничего не знаю. Я невиновен.
— Естественно, — согласился поручик, — виновные вообще сюда не попадают. Уж такие мы нехорошие, что преследуем только невинных.
— Меня избили в Ойжене. Стреляли как в паршивую собаку.
— А вы, Пальчик, бегали по лесу просто так, чтобы подышать свежим воздухом? Верно?
— Я думал, за мною гонятся бандиты.
— Бедняжка! А скажите, что вы делали в Кицине?
— Ездил к знакомым.
— К каким знакомым? Может быть, к Цурусю?
— Я не знаю такого.
— Ну тогда к кому же? Вы, Пальчик, всегда такой разговорчивый, а сегодня вас прямо-таки приходится тянуть за язык.
— Я ездил к одной девушке.
— Ее фамилия?
— Фамилии назвать не могу. Она замужем. Муж убьет ее, если узнает.
— Скажите, — улыбнулся офицер, — я и не знал, Качаровский, что вы такой джентльмен. Готовы отсидеть десять лет, а может, даже «вышку» получить, но только не выдать возлюбленной. Браво!
— Пан поручик, на пушку вам меня не взять.
— А черный чулок вы прихватили с собой для того, чтобы поиграть в жмурки с этой замужней женщиной?
— Не было у меня никакого чулка.
А как же он оказался у вас при обыске?
— Его наверняка подбросил мне тот милиционер, который потом избил меня. Такой черный.
— Чем же вы ему так не понравились?
— Он тоже приударял за этой, в Кицине.
— С вами, Пальчик, не соскучишься. Что вы еще можете мне рассказать?
— Я уже все рассказал. Отпустите!
Тут в комнату вошел Хшановский и молча сел в стороне.
— Не спешите, Пальчик. Когда-нибудь вас отпустят. Может быть, даже в феврале, только не этого года. Поговорим лучше о нападении на Цуруся.
— Ни о каком нападении я ничего не знаю.
— Послушайте, Качаровский, вам пошел уже двадцать пятый год, а вы разговариваете как ребенок. О дактилоскопии или об отпечатках пальцев не приходилось слышать?
Мальчик с пальчик молчал.
— Знаю, знаю, — продолжал поручик, — вы оба были в перчатках. Вы, Пальчик, в шерстяных, а этот ваш друг — в светлых, кожаных. Однако оба вы допустили глупейшую ошибку. Ваш дружок снял перчатки, чтобы их не испачкать, когда черной от сажи кочергой сворачивал замок на шкатулке с деньгами. Вы тоже сдернули перчатки, когда пили водку, потому что поллитровка чуть не выскользнула у вас из рук. Ничего удивительного. В шерстяных перчатках пить неудобно. Так что отпечатки пальцев остались на стекле. А у того другого — на кочерге.
Зыгмунт Качаровский слушал офицера с большим вниманием. По его физиономии видно было, что он силится припомнить подробности минувшего дня; наконец он засмеялся и, довольный, сказал:
— Неправда!
— Что неправда? Так было, Пальчик.
— Неправда. Я не снимал перчаток. Милиция, как всегда, врет.
— Снимал, снимал, дорогой.
