определенно вернее. Через две трети пути она говорит: – Тебе, похоже, лучше, – она кивает на мою трость.
– Да, – говорю я. – Новый физиотерапевт.
– Да?
– Думаю, он доминирует. Дает объявления на последних страницах «Village Voice».
Она откидывает голову назад и громко смеется.
– Ты сумасшедший, – говорит она.
– Нет, – говорю я, качая головой. – Я серьезно. Думаю, видел кожаные ремешки, торчащие из его стола. Я дам тебе свой номер на случай, если пропаду после очередного визита к нему.
– Как часто ты ходишь к нему?
– Дважды в неделю. И я должен ходить как минимум милю каждое утро. Думаю, скоро он заставит меня начать бегать.
– Что на самом деле случилось? – спрашивает она.
К тому времени как мы добираемся до кафе, я говорю:
– Позволь мне взять напитки, и тогда я тебе все расскажу.
Через пять минут мы сидим за столиком, держим кофе, и я говорю:
– Это произошло еще в конце февраля. Мы были в патруле. В принципе, нам нужно было просто выйти и принять на себя огонь. Ездить мимо, пока кто-то в нас стреляет, быстро реагировать и отстреливать плохих парней. По крайней мере, в теории.
Она кивает, поощряя меня продолжать.
– В любом случае, мы были в небольшой деревне, в трех милях от порта отгрузки.
– Порта отгрузки? – спрашивает она.
– Извини. Передовой операционной базы. Помнишь Порт Апачи? Это где ты берешь небольшую часть армии, высаживаешь ее на вражеской территории и даешь им вычистить все вокруг.
Она откидывается назад, шокированная скорее моим тоном, чем моими словами.
– В любом случае, деревня была в трех милях от него, и все это время мы шли. Это должна была быть наша территория, но, как и все, это было относительно. Атака означала, что на нас не нападали каждый день, а может только раз в неделю. Мы давали детям конфеты и были уверены, что они не убьют за это и не будут тайно подкладывать гранаты.
