Крик души

   Оставалось только убегать. В глубокую пустоту, в черную темноту, в немую ночь одиночества.

   И он убегал. Мчался, нажимая на газ, до упора вдавливая педаль газа в пол, и оставляя позади себя боль.

   Убегая от боли, он, тем не менее, навстречу боли и бежал. И эта боль пожирала его, рвала, кромсала.

    Ничего не станет, как прежде. Прошлое не возвращается. Остаются лишь воспоминания.

   Антон резко затормозил на набережной и выскочил из машины, жадно ловя ртом холодный воздух ночи.

   Пожалел, что не курил. Впервые в жизни пожалел об этом. Засунув руки в карманы джинсов долго еще стоял, закинув голову вверх и закрыв глаза, потом смотрел на Москву-реку и, стискивая губы, думал о том, что говорил отец, вспоминал и прокручивал все детали и мгновения произошедшего разговора.

   А когда, немного успокоившись, в половине третьего ночи все же вернулся домой, застал  ее.

   Она лазила на кухне, раскрывая полки и заглядывая в холодильник.

   Еще у двери услышав странные шелестящие звуки, доносившиеся из столовой, он, нахмурившись, двинулся туда. В светлой щелочке, образовавшейся от приоткрытой дверцы холодильника, он мгновенно заметил застывший в полутьме детский силуэт, резко обернувшийся при его появлении.

   Тихий испуганный вскрик... и она тут же захлопнула дверцу, словно желая раствориться в темноте.

   И Антон почему-то сорвался. Понимал, конечно, что она ничего плохого не делает, но все же...

   Щелкнул выключателем, мгновенно подскочил к девочке и, схватив ее за плечи, затряс хрупкое тельце, набросился на нее с колкими обвинениями и упреками. Не обращая внимания на палку колбасы, зажатую в дрожащей руке, на испуганные, широко раскрытые, блестящие от ужаса черные глаза с застывшим в них диким страхом. Вообще ничего перед собой не видя, и, словно не осознавая, что творит.

   Все растворилось в событиях и числах, словах и поступках, смешалось в один вертящийся вокруг него водоворот, ураганным вихрем подминая его под себя и выбивая почву из-под ног.

   Разговор с отцом, его горящее мольбой и решительностью лицо, злобные крики и упреки. Громкий треск захлопнувшейся двери. Визг тормозов и бесконечная вереница светящихся московских улиц.

   А потом, неожиданно, как выхваченная из памяти картинка недавнего прошлого...  Она. Сжавшись в комочек, сидит в углу, прижимаясь в кирпичной стене, дрожит всем телом, смотрит на него зачарованными глазами с горящим внутри зрачков испугом, словно силится что-то сказать, но молчит... Бьется в его руках, вырывается, но он держит крепко, не отпускает...

   Трясет ее за плечи, как сумасшедший, и кричит, искаженным злобой лицом нависая над ней.

   Что на него нашло, он не мог объяснить и потом, а тогда, в тот самый момент, он и вовсе не понимал, что делает, продолжая отчаянно подавлять, больно, жестко, грубо сжимая пальцами тоненькие плечики девочки и изрыгая на нее необоснованные обвинения.

   - Ты что тут делала?! Ночью?! - воскликнул он с чувством. - Тебе мало того, что ты уже имеешь, ты хочешь нас еще и обокрасть?! - он сильно тряхнул ее, заметив помутившимся сознанием,