изорвал, так не хочу уезжать! Давайте насладимся последними днями моего пребывания в России, потому что в следующий раз мы с вами увидимся, ой как не скоро! - и он, обняв своих лучших друзей за плечи, улыбнулся.
Те не стали настаивать, а обнажать перед ними душу Антон и не стал бы, наверное. Только не в этом вопросе. Он вообще не сказал им, что Олег взял девочку под свою опеку. Он не знал, как отнесутся друзья к этому поступку. Осуждать его, конечно, не осмелятся, слишком они уважают профессора Вересова, а вот снабдить порцией критицизма и сарказма вполне смогут. Милосердие в этом мире не ценилось. И его друзья были представителями как раз того слоя общества, в котором оно стояло на нижней ступени нравственных качеств. Оно вообще утратило свою былую значимость. В мире, в котором выросли они, заботились лишь о себе.
А Антон... он боролся с собой. И если бы не ревность, если бы не обида, если бы не любовь, которую он недополучил в детстве... Кто знает, может, он и принял бы эту странную девочку, смирился с ее жизнью в его доме, он бы, возможно, полюбил ее, как того и хотел отец. Но...
В Лондон убегал от самого себя, и от нее тоже. От своей боли убегал.
Не знал тогда, что и там не сможет от нее спрятаться...
Это было тяжелое лето, горячее и знойное. Даша никогда не смогла бы его забыть.
Первое ее лето с Олегом.
Это было лето ее привыкания к той новой жизни, в которую она вошла. К Олегу, к Тамаре Ивановне, к ощущению безопасности и защиты, уверенности в том, что ее не предадут и не обманут. Что за кусок стащенного втихаря с кухни хлеба тебя не ударят и не запрут в доме. Что здесь могут дать что-то, ничего не требуя взамен, и попросить, а не потребовать, рассказать о том, как прошел день, спрашивая не о том, как много денег она заработала, а что нового увидела и куда ходила. Здесь могли накормить досыта, а потом спросить, не хочет ли она добавки, и не отругать, если она откажется. Здесь все было иначе, по-другому. И она училась жить в этом новом для себя мире, где не было ночного страха, а были лишь кошмары во сне.
Это было лето, когда она училась заново доверять. Нет, она не верила полностью, Олег это видел. В ее взглядах все еще читалась настороженность. Даже, когда она, сидя рядом с ним в гостиной, разглядывала картинки в книгах, он видел, что она напряжена. А когда звонили в дверь и, та медленно отворялась, девочка мгновенно превращалась в слух, словно парализованная опасением. А вдруг пришли за ней!? Олег с грустью наблюдал за ней, сердце его дрожало от нежности и сочувствия к ней.
Она решилась задать ему интересующий ее вопрос только однажды, и Олег понял, как сильно травмирована ее детская психика. Она, легко дернув его за рукав, обращая на себя внимание.
- А как долго я еще буду здесь? - спросила она, потупившись, и тут же посмотрела в сторону.
- Как долго?.. - Олег опешил. - А сколько бы ты хотела?..
Она не отвечала, смущенно водила носком туфли по полу и заводила руки за спину.
- Алексей придет за мной? - отважилась она спросить, и Олег понял, в чем дело.
Наклонившись к ней, присев на корточки, он осторожно развернул Дашу к себе, обеими руками обняв ее за плечи. Вынудил посмотреть себе в лицо, и глядя в черные умные глазки с блестящими внутри взрослыми искорками, решительно проговорил:
- Он больше никогда не придет. Никогда, слышишь? - в ее глазах застыл невысказанный вслух вопрос. - Я никому тебя не отдам. Я больше тебя никогда не оставлю, - голос его сорвался. - Обещаю...
Она не верила. Долго еще ему не верила. У нее были причины, чтобы не доверять его словам и обещаниям. Уже однажды преданная и обманутая, она не решалась, боялась верить вновь.
