серебристым жемчугом инея на ветвях, склоненные под тяжестью к земле. Нравилось небо, не такое голубое, как в Калининграде, с примесью серости и сухости, немного блеклое, но отчего-то притягивающее, манящее.
Она иногда забиралась на подоконник, вставая на него с ногами, и смотрела на резные узоры на стекле, пробегая по ним пальчиками, словно желая их потрогать. Долго могла сидеть в комнате, выключив свет, и просто смотреть на улицу с улыбкой на лице. На летящие в воздухе хлопья пушистого снега, проезжающие мимо машины, на гуляющих людей, на детей, играющих в снежки.
Легкая грусть и угнетающая тоска по тому, чего у нее никогда не было, накатывала на нее, вынуждая отворачиваться от картины, которая приносила радость, с грустью осознавая то, что ее тяготило.
У нее не было друзей во дворе. Никто не играл с ней, не звал гулять или играть в снежки. О ней никто даже не вспомнил. Поговорили, порассуждали, посплетничали на лавочках о том, какой хороший человек профессор Вересов, что взял девочку на воспитание, и замолчали. Смотрели на нее с интересом и любопытством, словно выискивая в ней что-то, пробегали быстрым оценивающим взглядом по ее платьям, по аккуратно заплетенным Тамарой Ивановной косичкам, по бледному личику с выразительными глазками, а потом отворачивались, словно ее не знали. Как-то грустно и обидно, но вполне логично.
Она была никем.
В школе отношения с одноклассниками тоже не наладились. С ней старались не общаться. И не потому, что отвергали возможность дружбы с девочкой, которая появилась неизвестно откуда, ее одноклассники о ней ничего и не знали, кроме того, что она находится на воспитании у Олега Вересова. И тот факт, что она оказалась старше них на целый год, сначала мгновенно привлек внимание к ее персоне всех мальчишек и девчонок в классе. Но Даша была с ними настолько сдержанной, сухой, молчаливой, что казалась высокомерной и неприветливой. И от нее стали отходить, не заговаривали, а потом и вовсе стали избегать. Они не стеснялись обращаться к ней, но, интуитивно чувствуя ее необщительность и замкнутость, старались лишний раз с ней не общаться и обходили девочку стороной.
Не то, чтобы Дашу это беспокоило, но было неприятно и как-то... грустно, тоскливо.
Сначала она сидела на последней парте, ко всем присматриваясь, привыкая к новой обстановке, а потом ее посадили за первую, вместе с мальчиком, которого звали Ромой Кононовым. Он был ее ровесником, но учился во втором классе потому, что в год, когда ему нужно было идти в первый класс, он сильно заболел и долгое время пролежал в больнице. Рома упирался, пытался даже протестовать против того, чтобы Даша сидела с ним, между собой высказывая свои возражения друзьям, а не учительнице, но и это оказалось неприятным. Потом, осознав, что изменить ничего не сможет, он немного сник, а затем и вовсе смирился.
А Даше было все равно, что он думает. Она старалась вообще не обращать на него внимания. Впрочем, как и он на нее. У них наметилась негласная граница, которую они обязались не переступать. И устраивало это обоих.
Как-то незаметно Даша стала первой ученицей в классе, затмив того же Рому Кононова, который был круглым отличником. Оказавшись очень способной девочкой, она схватывала материал налету.
И ей нравилось учиться. У нее наблюдалась отчаянная тяга к знаниям и рвение, которому можно было позавидовать. Если Рома учился потому, что так диктовали взрослые, то Даша училась потому, что
Олег записал ее в детскую городскую библиотеку, и Даша почти каждый день брала там новые книги.
Олег и Тамара Ивановна не могли нарадоваться на нее, счастливо переглядываясь
