Крик души

подготовленную дорожную сумку и бросился в аэропорт? Без предупреждения нагрянул домой и, отвечая на обеспокоенные вопросы отца и друзей, лишь улыбался, так же, как и прежде, заставляя себя пережить этот смех еще раз. В последний раз. И за эти мгновения он, казалось, мог продать душу дьяволу.

   В Москве, несмотря на присутствие тех, кого он видеть отчаянно не хотел, дышалось легко и свободно. Сердце иначе билось в груди, отголосками старых ран и обид отдаваясь в висках уже с меньшей силой, чем прежде, замирало дыхание, вызывая стремительную щекочущую боль в переносице, когда он, выглядывая из окон машины, втягивал в себя пропитанный парами московский воздух. И картинки перед глазами. Той, былой жизни, когда он еще был счастлив. А сейчас?.. Он ощущал всё это  в последний раз. И хотелось плакать, рыдать от чувства все нарастающей безысходности вместе с приближающимся августом.

   Боль в груди, казалось, затянувшаяся и превратившаяся в шрам, оказалась зияющей нарывом дырой.

   Болело сердце, болела душа... И нельзя было унять  эту боль.

   Да, его не обязывали,  больше не обязывали любить или ненавидеть, и он превратился в равнодушного наблюдателя той жизни, что была вокруг него. Отец, на которого он не мог смотреть без улыбки на лице. Эта девчонка, ее он всегда провожал хлестким взглядом с ожесточением в глазах. Эта посторонняя женщина, новая экономка отца, он даже не запомнил, как ее звали, потому что не считал это нужным. Новому Антону не требовалось запоминать такие детали.

   Она, в отличие от Тамары Ивановны, не жила в их доме. Приходила несколько раз в неделю, убиралась, готовила еду и оставалась на ночь лишь в исключительных случаях. Она не стала членом их семьи, как это сделала много лет назад Тамара Ивановна. И не врывалась в их уют, как это сделала девчонка, находящаяся под опекой профессора Вересова. Она просто выполняла свою работу, не претендуя на что-то большее.

   По крайней мере, до некоторого времени Антону так и казалось, пока не произошло одно событие.

   Однажды, когда молодой человек собирался уходить к друзьям, она остановила его у самых дверей.

   - Антон?

   Он оглянулся и, удивленно вскинув брови, посмотрел на нее.

   Он раньше не обращался внимания на то, как она выглядит, а сейчас ему отчего-то не понравилась и ее не такая уж и выразительная полнота, и сведенные к переносице темные брови, и цепкий холодный взгляд, и даже то, как она скрестила руки на животе, поглаживая большим пальцем запястья, ему не понравилось.

   Внутренне вздрогнув, парень уставился на нее, пожалев, что ни отца, ни его подопечной нет дома.

   - Знаете, Антон, - громко начала она, приподнимая подбородок, - это, возможно, не мое дело, но я считаю своим долгом предупредить вас.

   - О чем вы? - нахмурившись, уставился он на нее. - Что-то с отцом?

   Женщина замялась. А Антон стиснул зубы.

   - Можно и так сказать, - выдавила она из себя, не глядя на молодого человека. - Всё дело в этой девочке. Даше, - как-то презрительно добавила она, фыркнув.

   Сердце пропустило удар, огненной волной метнувшись вниз электрическим разрядом.

   - А что с ней не так? - он и сам не заметил, как скрестил руки на руки, словно бы защищаясь.

   - Понимаете, - начала женщина. Он благополучно забыл ее имя, не желая запоминать его. - Она оказывает на Олега Витальевича очень большое влияние. Что бы она не попросила,