А Антон, изумленный не меньше нее, застыл, как вкопанный, в кабинете отца, глядя на закрывшуюся перед ним дверь. Сердце его грохотало в груди, а пульс яростно врывался в виски, раскалывая мозг на части. Руки неожиданно задрожали, мужчина ощутил это даже в кулаках.
Черт побери, на что он только что подписался?!
- Антон, - услышал он, как сквозь туман, голос Геннадия Павловича. - Прошу вас, не делайте глупостей. Даша очень хорошая девочка, не обижайте ее, - мужчина тронул Антона за плечо, несильно его сжал. - Она не заслужила больше страданий, чем их перенесла. Поверьте мне.
И он поверил. Не сразу, не в тот самый момент, когда услышал, но не осознал смысл слов адвоката, и не в тот миг, когда за мужчиной захлопнулась дверь кабинета, а он, опустошенный и уставший, присел на диван, откинувшись на спинку и закрыв глаза. Поверил он в это много позже.
И к счастью, для Антона, время в этот раз играло за него.
18 глава
Только спустя время Антон понял, что натворил. Своими необдуманными словами. Черт побери, в один миг перевернул весь свой прежний мир вверх дном! Собственноручно, как безумец, вынудил себя сдаться и пасть ниц перед шестнадцатилетней девчонкой!
Она, черт побери, бросила ему вызов. И он его принял. Принял, как если бы от этого зависела его жизнь. И ведь, действительно, зависела. Только жизнь та, прежняя, вдали от нее, в благоразумном неведении оттого, что с ней творится. Та жизнь, которая
И в той, прежней жизни, ему было плевать на Дашу.
Глубоко втянув в себе воздух сквозь сжатые губы, Антон закрыл глаза, сведя брови к переносице.
Как бы цинично это не звучало, но так и было: его не интересовало, как она живет, что с ней, как она взрослеет. Его вообще не волновало, что с ней происходит без него. Сначала интересовало, да. Несколько месяцев, год, полтора... а потом - перестало. Он считал, что сделал свое дело в тот момент, когда решил о ней позаботиться. Да, не сам, да, с помощью постороннего человека, но все же позаботился! Решился, отважился, хотя и было сложно. Ему пришлось переломать самого себя, чтобы выполнить обещанное.
Разве можно сказать, что он не выполнил условия завещания отца? Он злился на него лишь несколько часов, в течение которых мерил шагами комнату, не находя себе места в этом огромном мире, оставившем его один на один со всеми проблемами и заботами безразличного к чужим бедам и несчастьям города.
Разве не позаботился о ней? Хотя столько раз повторял себе, уговаривая, что ему некогда, ему незачем, в конце концов, возиться с ней. Кто она ему? С чего ей такая честь?!
Разве оспорил он последнюю волю отца? Ведь ему так отчаянно хотелось сделать это. Отбросить прочь любые сигналы морали и нравственности, благословенной совести, которая скреблась в сердце ноющей болью. Но он не сделал того, что желал, а поступил согласно воле самого дорогого для него человека.
Разве отказался он от того, чтобы заботиться о ней, пусть и посредством Маргариты Львовны?! Он не бросил ее на произвол судьбы, не отправил в приют, хотя имел на это все основания, множество причин и кучу оправданий своим бездушным действиям, он заботился о ней. Да, наверное, заботился не совсем так, как ожидал от него отец, но ведь заботился! Все эти гребанные четыре года заботился. И сейчас... тоже.
Хотя, по сути, ему было плевать на нее. Он мог бы оставить ее одну, без гроша в кармане, без крыши над головой, без средств к существованию... И когда не сделал этого, а взял "под свою
