другом.
Кэри был для меня всем: пробным камнем, голосом разума, широким плечом, к которому всегда можно было прислониться. И вообще он был мне как брат в самом широком смысле слова. И сама мысль о необходимости скрыть от него правду о том, что сделал ради меня Гидеон, приводила в ужас.
А я отчаянно хотела поговорить о случившемся, осмыслить произошедшее, но не могла рассказать об этом ни одной живой душе. Ведь даже мой психотерапевт может счесть себя вправе нарушить врачебную тайну.
Тем временем на перекрестке появился внушительного вида дорожный инспектор, облаченный в форму с блестящими нашивками, поднял руку в белой перчатке, деловито свистнул и заставил автобус свернуть на выделенную полосу. Потом, не дожидаясь, когда загорится зеленый свет, подал нам знак проехать перекресток. Я снова откинулась на спинку сиденья и сложила руки под грудью.
Поездка с Пятой авеню, где находился пентхаус Гидеона, до моей квартиры в Верхнем Вест-Сайде обычно занимала не много времени, но сегодня она, казалось, тянулась целую вечность. Информация, которой несколько часов назад поделилась со мной детектив Шелли Грейвс из полицейского департамента Нью-Йорка, перевернула всю мою жизнь.
Более того, информация эта заставила меня покинуть единственного человека, который был мне действительно нужен.
Я вынуждена была оставить Гидеона, поскольку не знала, чем именно руководствуется детектив Грейвс. Нельзя было исключать вероятность того, что она поделилась со мной своими подозрениями, чтобы проверить, не помчусь ли я сразу к нему, тем самым подтвердив, что наш разрыв был хорошо спланированной дымовой завесой.
Боже, меня обуревало столько эмоций, что сердце бешено колотилось. Ведь именно сейчас мы, как никогда, нуждались друг в друге, причем я, наверное, даже больше, чем он. И все же мне пришлось уйти прочь.
Безысходное отчаяние, которое я увидела в его глазах, когда за мной закрылись двери ведущего в его апартаменты лифта, буквально разрывало душу.
Такси завернуло за угол и остановилось возле моего дома. И не успела я попросить таксиста отвезти меня обратно, как швейцар уже услужливо открыл дверь машины и меня обдало удушливой волной августовской жары.
— Добрый вечер, мисс Трэмелл, — вежливо дотронулся до полей шляпы швейцар.
Я расплатилась с таксистом, и швейцар, бросив осторожный взгляд на мое зареванное лицо, помог мне выйти из машины.
С беззаботной улыбкой на губах я быстрым шагом вошла в вестибюль и сразу направилась к лифтам, помахав на ходу дежурному консьержу.
— Ева! — С кресла поднялась стройная брюнетка в элегантной блузке и юбке в тон. Ее волосы тугими локонами падали на плечи, пухлые губы были покрыты розовым блеском.
Я нахмурилась: эта женщина была мне незнакома.
— Да? — ответила я.
Голодный блеск ее темных глаз сразу насторожил. Мгновенно собравшись, я расправила плечи и посмотрела ей прямо в лицо.
— Дина Джонсон. — Она протянула мне ухоженную руку. — Внештатный корреспондент.
— Привет, — вопросительно подняла я брови.
— Не надо бояться, — рассмеялась она. — Я просто хочу с вами немного поболтать. Я сейчас работаю над интересным сюжетом, и ваша помощь не помешала бы.
— Только без обид, но мне не о чем говорить с репортерами.
— Даже если речь идет о Гидеоне Кроссе?
У меня по спине поползли мурашки.
— А о нем тем более.
