— Мрак. Но я надеюсь, что когда-нибудь все окупится, — скривился Трей.
— Если у тебя получится, мы можем как-нибудь снова посидеть вечерком все вместе дома. Поесть пиццы, посмотреть кино.
Я ничего не могла сделать, но невольно подыгрывала Трею, участвовавшему в перетягивании каната с Татьяной. Возможно, дело было во мне, но Татьяна вечно соперничала со мной, а потом, мне не понравилось, как она выпендривалась при встрече с Гидеоном.
— Конечно. Поговорю с Кэри насчет его расписания.
И я тут же пожалела, что завела этот разговор, опередив Кэри, поскольку глаза Трея почему-то сразу потухли. Ведь он наверняка понимал, что Кэри пытается вписать его в промежутки между встречами с Татьяной.
— Ну а если он будет занят, мы вполне можем сходить куда-нибудь вдвоем, — предложила я.
— Похоже на заговор, — криво улыбнулся Трей.
Без десяти час я спустилась в вестибюль, где меня уже ждал Клэнси. Он отстранил швейцара и открыл передо мной дверь лимузина, но, глядя на него, вряд ли кто-нибудь хоть на секунду поверил бы, что он просто водитель. Клэнси был точно смертельное оружие, и за все годы, что я его знала, он ни разу не улыбнулся.
Заняв свое место за рулем, он выключил сканер, с помощью которого перехватывал разговоры полиции, и, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида, надел солнцезащитные очки.
— Ну, ты как? — спросил он.
— Наверное, все же лучше, чем моя мама.
Клэнси был слишком хорошим профессионалом, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он опустил шторки, подключил мой телефон к блютусу в лимузине и свернул на проезжую часть.
Тронутая его заботливостью, я сказала:
— Эй, мне жаль, что наехала на тебя. Ты делал свою работу, и я не имела права на тебе срываться.
— Для меня это не только работа, мисс Трэмелл.
С минуту я молчала, пытаясь переварить то, что он сказал. Между мной и Клэнси определенно существовал некий основанный на взаимоуважении союз. Мы виделись достаточно часто, поскольку на Клэнси была возложена ответственность отвозить меня на уроки крав-мага в Бруклине, а потом встречать после занятий. Но мне никогда не приходило в голову, что моя безопасность для него в некоторой степени и личное дело. А зря. Клэнси был из тех парней, кто гордится своей работой.
— Просто это стало последней каплей, — объяснила я. — На меня так много всего свалилось, а тут еще вы со Стэнтоном для полного счастья.
— Извинения приняты.
Такой немногословный ответ был вполне в его стиле, и я даже улыбнулась.
Устроившись поудобнее и откинувшись на спинку сиденья, я стала смотреть в окно на город, который успела страстно полюбить. В переулке, по которому мы ехали, возле крошечного прилавка толклись незнакомые люди и ели пиццу. И хотя они стояли впритирку, каждый был сам по себе, демонстрируя удивительную способность жителя Нью-Йорка быть маленьким островом в бушующем людском море. Их обтекали прохожие, старательно обходившие какого-то человека с религиозными флаерами и маленькой собачкой у ног.
Ритм жизни города был таким интенсивным, что казалось, время здесь летит быстрее, чем где бы то ни было. И вообще Нью-Йорк в корне отличался от Южной Калифорнии, с ее ленивой чувственностью. В Южной Калифорнии жил мой папа, и именно там я ходила в школу. Но Нью-Йорк был словно властная госпожа, которая щелкает кнутом и соблазняет всеми видами порока.
У меня в сумочке завибрировал телефон. Я кинула взгляд на экран и поняла, что звонит папа. Мы обычно связывались по субботам, и я всегда с нетерпением ждала возможности поболтать с ним, но сейчас предпочла бы ограничиться голосовой почтой, так как была здорово на взводе из-за мамы. А теперь и папа
