ответственности, но, если верить отделу записи актов гражданского состояния, два года назад Розелина потеряла ребенка, младенца.
— Он умер от болезни? — уточнила Мириам.
— Нет. Это был несчастный случай.
Мириам поняла, что Мартен чем-то озабочен, и не захотела затягивать разговор. Вообще-то говоря, она все еще злилась на него. Ей страшно хотелось узнать, как дела у Изы, но самолюбие не позволяло задать прямой вопрос. Тем более Мартену.
Потому что Изабель она любила больше, чем его.
— А как там твоя дочь? — устав бороться с собой, спросила она.
— Не знаю, — ответил он. — Когда я вчера вечером вернулся домой, она уже ушла.
— Думаешь, она… избавилась от ребенка?
— Не знаю ничего, — отрезал он. — Захочет рассказать — расскажет.
Мириам почувствовала, как ее щеки заливает краска. В каком тоне он позволяет себе с ней разговаривать! Ее горечь перешла в гнев:
— Ты что, упрекаешь меня в том, что я попыталась убедить ее не делать этого?
— Я тебя абсолютно ни в чем не упрекаю. Просто, если я не знаю, что говорить и что делать, я ничего не говорю и ничего не делаю. Ну ладно. Если хочешь, я тебе позвоню, когда что-нибудь станет известно.
— Пока, — сказала Мириам.
Послав свое самолюбие куда подальше, она набрала номер Изы, но попала на автоответчик.
И, уже нажимая кнопку отбоя, вдруг явственно увидела захламленную кладовку на втором этаже груст ного дома Розелины, а в ней — детскую кроватку.
Сама она давно избавилась от всего, что напоминало ей о погибшем ребенке. Не оставила себе ни одной фотографии, ни одной вещи. Но все равно жгучие воспоминания продолжали терзать ее. Боль была такой же острой, как в первый день, и такой же невыносимой. Ей казалось, что она заперта в тюрьме, из которой никогда не выйдет на свободу. Разве она забудет первые дни после трагедии, когда ненадолго проваливалась в небытие, чтобы снова и снова возвращаться в реальность, — единственную реальность, в которой отныне ей предстояло существовать и которая была стократ хуже любого кошмарного сна.
Узнав, что Розелина пережила то же горе, что и она, ей показалось, что они словно стали ближе друг другу. Она, как никто другой, могла понять ее горе.
И в то же время эта женщина оставалась для нее неразрешимой загадкой. Зачем она оставила детскую кроватку? Почему по-прежнему живет в доме, где умер ее ребенок?
В одном Мириам была уверена: интуиция ее не обманывает. Розелина мечтает о смерти.
Мартен несколько секунд перебирал в уме сердитые слова Мириам, после чего снял трубку и набрал номер психолога.
— Он совершил второе убийство, — без предисловий сказал он.
— Черт, — ответила Лоретта. — Когда это случилось?
— Сегодня утром, около шести часов. Жертва пока жива.
— Это означает, что ваше расследование принимает совершенно иной оборот.
— Именно поэтому я вам и звоню.
Они с легкостью вернулись к обращению на «вы». Похоже, ее этот вопрос вообще не волновал.
— Полагаю, у вас есть новые данные?
— Пожалуй. На сей раз он воспользовался объявлениями о знакомствах. Нашел женщину того же типа. Высокую, темноволосую, стройную. Красивую.
— Значит, мне ничто не грозит, — с легким горловым смешком отозвалась она.
Мартен пропустил это замечание мимо ушей, понадеявшись в душе, что черный юмор, дань которому отдали и Жаннетта, и Лоретта, не будет взят на вооружение всеми женщинами, посвященными в вопрос о пристрастиях убийцы.
