Они рыскали по лесу, собирая валежник, и пригнали свиней и овец с усадебной фермы. Свиней поместили в конюшню, а овец — в покосившийся барак, чья крыша трещала под тяжестью снега. Там, среди визга и блеянья, миссис Гардинер обучала Джинни, Мэг и других служанок искусству дойки. Цыплята с фермы поселились вместе с голубями Диггори Винга.
Джон навел порядок в комнате Сковелла, и миссис Гардинер прислала ему постельное белье. Каждую ночь, управившись с кухонной работой, Джон с ситниковой свечой в руке шел по коридорам к жилищу главного повара.
Но на последнем перекрестье коридоров он поворачивал не к двери Сковелла, а в противоположную сторону. Потом скорым шагом пересекал заброшенную кухню и поднимался по узкой каменной лестнице в Солнечную галерею, озаренную призрачными лучами луны, которые скользили по заснеженным лужайкам Восточного сада и струились через высокие окна. Безлунными ночами в галерее стоял кромешный мрак. Но из-под двери в дальнем ее конце пробивалась тонкая полоска света. В спальне за дверью Джона ждала Лукреция.
В первый раз она вся дрожала под ним, неподвижно уставившись на него темными глазами. Он оцепенел под ее немигающим взглядом, боясь причинить ей боль или ненароком задеть расцарапанные в кровь колени. Но наконец Лукреция притянула его к себе, и показалось, будто тугая струна, натянутая в ней, вдруг лопнула. Дыхание ее стало хриплым, и она выгнулась дугой, принимая его в себя. Спустя долгое время они бессильно откинулись на спину, и Джон нашарил в темноте ее руку.
— Не думала, что мне доведется познать такое наслаждение, — прошептала Лукреция.
— Я тоже, — откликнулся он. — Но это случилось.
Таким же наслаждениям они предались и в следующую ночь, и в следующую за ней. Джон вспоминал женщину в амбаре. Как его поначалу сковала робость. Как пересохло во рту, как бешено колотилось сердце. Вспоминал — и еще сильнее желал Лукрецию.
Она говорила, что стесняется. Заставляла Джона отворачиваться, пока развязывала шнурки, снимала корсет и стаскивала исподнюю сорочку, а потом проскальзывала под покрывало. Но как только они соприкасались телами, она забывала о всякой сдержанности, привлекала Джона к себе и проводила ладонями вниз по гладкой спине. Он зарывался лицом в ее волосы или приникал губами к ее губам. Скоро Лукреция отбрасывала ногами покрывало и раскидывала руки в стороны, чтобы он мог всласть насмотреться на нее.
Джон разжигал камин и зачарованно наблюдал за ней, стоящей у огня, а она, поймав на себе его взгляд, вопросительно приподнимала бровь или прикладывала палец к губам, прося не нарушать тишину. Она брала свою черную книжицу и, накинув на плечи постельное покрывало, подносила изорванные и заклеенные страницы поближе к трепещущему пламени.
Джон давал волю воображению, облачая возлюбленную в одежды слов, и мысленно представлял
