жужжащей капсулы находится дверь в опочивальню.
Никому, кроме камер-фрейлин королевы, не позволяется заходить туда, а из них лишь одна может сидеть рядом с ее величеством, обращаться с ее величеством сколь угодно непринужденно и пользоваться особым благоволением ее величества — а именно Хранительница Подножной Скамейки.
Это и есть леди Лукреция.
Поэтому после утренней службы в часовне именно леди Лукреция взяла ее величество за безвольную мягкую руку и, не обращая внимания на знакомую резь в желудке, быстро повела прочь.
— Скорее, скорее, — подгоняла она ее величество, когда они вдвоем пробирались сквозь толпу верующих.
Подгонять Хранительнице Подножной Скамейки разрешалось. А поторопиться сейчас было очень желательно, поскольку первые группы придворных слуг уже валили навстречу по проходу, выстраиваясь вереницей, чтобы проследовать в дворцовую часовню. Две дамы проскользнули в дальнюю дверь и стали спускаться по ступенькам. Сердце у леди Лукреции так и прыгало в груди. От счастья, подумала она, взяв ее величество под локоть, чтобы свести вниз. Поддерживать под локоть, безусловно, разрешалось.
Они зашагали через внутренний хозяйственный двор. У леди Лукреции опять скрутило желудок. Утренние часы самые тяжелые, размышляла она, проходя мимо нужников, — здесь ее величество и Хранительница Подножной Скамейки всегда морщили нос от вони. В полутемном туннеле, мощенном булыжником, сновали взад-вперед слуги и носильщики с ручными тележками. Кухни отрыгивали своими обычными запахами и шумами. Леди Лукреция подавила желание схватиться за живот и понудила себя подумать о залитой солнцем галерее, о гобеленах и коврах, ярко расцвеченных воображением, об анфиладе комнат, через которую они скоро пройдут. Она с беспокойством покосилась на ее величество, но пока все шло по плану. Потом, у входа в кухни, они увидели мальчишку.
Растрепанные каштановые волосы свисали патлами вокруг простодушного лица. На губах словно навсегда застыла полуулыбка. Он сидел за большой ивовой корзиной, наполовину заполненной перьями, и в руках держал полуощипанного фазана. Леди Лукреции хватило одного быстрого презрительного взгляда. Замызганная красная куртка изобличала в нем обитателя дымных областей, сокрытых за зияющим провалом входа. Иными словами — поваренка.
Подчиненные мастера Сковелла недостойны внимания высокопоставленных придворных дам, а уж тем паче ее величества. Однако при виде последней глаза у мальчишки округлились. На скамье рядом с ним лежали грудой мертвые птицы: несколько уток, два гуся, фазан, куропатки и голуби. Остальные пернатые трупы покоились в ящиках под скамьей. Пялиться на королеву — недопустимая дерзость, полагала леди Лукреция. А мальчишка, к великому ее негодованию, взял да и подмигнул вдобавок.
— Я прикажу выпороть наглеца! — воскликнула она, яростно сверкая глазами.
Но ее величество запротестовала голосом, больше похожим на жалобный стон:
— Ах нет, Люси! Не надо!
Доброта ее величества не знает меры, подумала Лукреция, устремляясь дальше. Мягкосердечная королева нуждается в защите своих верных фрейлин. Нуждается в защите леди Лукреции, которая сейчас повлекла ее вперед, потом свернула во двор с забитым сорняком узловым садом, резво прошагала по диагональной дорожке и толчком отворила дверь на другой стороне. Взорам двух дам предстали широкие каменные ступени, ведущие по спирали вверх. Леди Лукреция прислушалась к стуку своего сердца. Зверек, живший у нее внутри, пока угомонился. Дамы поднялись по лестнице, и леди Лукреция достала из кармана юбки увесистый ключ. За дверью, заверила она королеву, в опочивальне на другом конце озаренной солнцем галереи ее ждут любимые фрейлины.
Ключ проскрежетал в пружинном замке, и дверь со скрипом открылась. В глаза хлынул обещанный солнечный свет. Высокий потолок словно парил над головой. Но никаких обшитых дубом комнат здесь не было и в помине. Дощатый пол не устилали ковры, и на стенах не висели гобелены.
Они
