хотим…
– Пропаганда, – равнодушно бросил Куохтемок.
– Называйте, как хотите, но мы не можем держать вас в неведении. Это противоречит закону Лиги о свободе информации. У вас есть еще какие-то предложения? Пожелания?
– Нет.
– Если о чем-то вспомните, я готов выслушать вас в любой момент. Да, последнее! Необходимо провести медосмотр вашего личного состава. Желательно, прямо сейчас.
– Медосмотр? Зачем? Мои люди здоровы. А если кто-то и заболеет, в медсанчасти имеется все необходимое.
В голосе подполковника читались самые дурные подозрения.
– Ради безопасности ваших же людей. У нас стоит биоблокада, мы проходили дезинфекцию перед высадкой, но лучше перестраховаться. Вы ведь не хотите, чтобы тут началась эпидемия?
Шанс заразить астлан инфекциями Ойкумены равнялся нулю. Программа биологической безопасности Лиги не дала ни единого сбоя за полтора века. Однако тузик этого знать не мог.
– Не беспокойтесь! Наши специалисты возьмут простейшие анализы, измерят кровяное давление – и отпустят бойцов в казармы, отдыхать. Все абсолютно безболезненно и безопасно для здоровья. Мы же не варвары!
Переигрываю, подумал Шривастава. Тузик мне не верит: чем дальше, тем больше. Самое смешное, что как раз сейчас я говорю чистую правду.
– …Итого, средний уровень нейромедиаторов в крови обследованной группы военнопленных, в соотношении с замерами по контрольной группе не находившихся в плену гражданских лиц, составляет: дофамина – 0,77 от среднестатистической нормы, серотонина – 0,81 от нормы, эндорфинов – 0,74 от нормы…
Доктор Н’диди тыкал световой указкой в демонстрационную сферу. Там опадали волнами объемные диаграммы и шустро ползли столбцы цифр.
– Численность группы военнопленных – пятьсот сорок семь человек. Численность контрольной группы – четыреста одиннадцать человек. Отклонения не превышают шести с половиной процентов. Таким образом, статистическую выборку можно считать достаточно репрезентативной…
– Внешние особенности поведения?
Голограмма профессора Бхарадваджи была даже ворчливей оригинала.
– Подавленность, угрюмость, раздражительность, – старательно, как прилежный ученик, перечислил доктор Н’диди. – Нежелание общаться. Пониженная двигательная активность…
Очень хотелось добавить «о мудрый бвана!», поддев заносчивого брамайна. Да, профессор Бхарадваджа – признанное светило в своей области. Он назначен руководителем проекта, а значит, Н’диди формально находится у него в подчинении. Но это же не повод обращаться к уважаемому коллеге, как к мальчишке-лаборанту!
– Таким образом, ни одного признака так называемой «эйфории честного плена» ни у кого из обследованных военнопленных не обнаружено. Ни на уровне аналитических проб, ни по внешним параметрам поведения. В целом, поведение членов группы вполне типично для попавших в плен военнослужащих любой известной нам расы Ойкумены. Заметных отличий не обнаружено.
Голограмма молчала. Н’диди терпеливо ждал.
– Что насчет пленных дикарей? – профессор Бхарадваджа не собирался сдаваться без боя. – Тех, которых брали в качестве языков?
– Аналогично. Ни малейших признаков эйфории. Скорее наоборот: дикари, как и военнопленные, пребывают в угнетенном состоянии средней тяжести. Вам переслать результаты анализов и заключение психолога?
– Не нужно, – отмахнулся Бхарадваджа. Он вышагивал из угла в угол, словно тигр в клетке. – Почему не подтверждаются данные с Тишри? Почему?! Это не был «честный плен»? Военные сдались практически без боя; дикарей глушили из парализаторов… Нужна статистика. Нужен «честный плен» высшей пробы. Такой,
