апельсинового сока, прокашлялся и густо проговорил, пристально глядя на Ефима, сидевшего на противоположной стороне стола:
— Готов к труду и обороне?
Эти слова традиционно означали, что есть у отца для Ефима какое-то дело. Правда, на этот раз условная фраза произнесена была как-то уж очень значительно.
— Ага! — сказал Ефим. — А что надо?
Михаил Сигизмундович бросил на стол отсканированную и увеличенную фотографию, явно взятую из какого-то личного дела. Ефим глянул на фото: обычный паренек, лет восемнадцати-девятнадцати, коротко стрижен, черноволос…
— Узнаешь?
— Не… — покачал головой Ефим.
Михаил Сигизмундович хохотнул:
— А я узнаю! Усекаешь? Узнал все-таки! Узнал, наконец-то! Тот самый ублюдок, из-за которого я тогда на дороге… Точно тот самый! Помнишь, когда тебе еще нос сломали?
Ефим покрутил так и сяк фото. Паренька этого он совершенно точно раньше не видел.
— Солдатик-срочник, у нас служит, — счел нужным пояснить отец. — Помнишь, когда ударились мы на перекрестке, новобранцев в часть вели? Вот он там был. Это он, гадина… — Михаил Сигизмундович помрачнел, — мне в мозги залез… А вовсе не тот волосатик. Нашел я его. Через Сам Самыча нашел. Короче, товарищ полковник информацию мне предоставил и ничего больше предпринимать не пожелал. Говорит, опасается: этим солдатиком федералы очень интересуются. Оно и понятно — люди с такими способностями им нужны. Только… — Михаил Сигизмундович издал носоглоткой короткий и глухой рык, повернул голову и метко харкнул через всю кухню в раковину, — только не получат его федералы. Понимаешь? Выйдет солдатик за пределы части и сгинет. Ищи-свищи его. В самоволку подался — и дело с концом. Понимаешь?
— Ага! — сказал Ефим. — Значит, мне надо…
— Тебе надо его только ко мне доставить. Ну, поймать вначале еще, конечно. Я тебе троих парней дам, надежных, как «калаши»… Кстати, и реальные «калаши» они захватят. Не боись, парни проверенные, из моей старой гвардии, из тех, с кем я начинал. Им никакие гипнотизеры не страшны!
— А чего я боюсь! — вскинулся Ефим. — Ничего я не боюсь!
— Вот и ништяк… То есть, вот и ладно, — поправил сам себя Михаил Сигизмундович. Близилось то время, когда он планировал баллотироваться в депутаты местной Думы, поэтому будущий член парламента старательно работал над своей речью, заменяя выражения въевшегося в кровь уголовного жаргона выражениями «культурными». — Значит, вот тебе телефончик — это одного чувачка, он в нашем городском правительстве сисадмином работает на полставки и еще в той части, где солдатик служит, срок свой доматывает. Свяжись с ним, установи с его помощью, как солдатика вне пределов части выцепить. Ну, а дальше по обстановке работай. Понял?
— Ага.
— Это поручение тебе, сына, экзаменом будет. Готов ты к серьезным делам или еще нет. Да! На рожон не лезь, твоя задача — операцию организовать и парнями руководить. Сегодня и начнешь. Вот… — он кинул на стол нетолстую стопку ксерокопий. — Это личное дело солдатика, Сам Самыч для меня подсуетился. Действуй, сына! Я бы сам этого ушлепка спеленал, но сейчас времени совсем нет… Да и подуспокоился я малость. Ух, попался бы он мне раньше!..
Через полчаса Ефим, стоя перед большим зеркалом в одной из своих комнат, облачался, собираясь «на дело». Поколебавшись между черной и белой сорочками, выбрал черную. Надел черный же костюм. Повесил под пиджак нагрудную кобуру с травматическим пистолетом. Завершив ансамбль длинным черным кожаным плащом, Ефим покрутился перед зеркалом. Пару раз распахнул полу плаща, выхватывая пистолет из кобуры… Очень ему нравилось собственное отражение. Очень нравилось и то, что под его начало поставили «старую гвардию», чего раньше, кстати сказать, никогда не было. Да и на такие щекотливые дела отец его раньше не посылал…
