срочников, которые не являются из увольнения в срок, обязательно ждет суд и длительное заключение в дисциплинарном батальоне. И даже попробовал прослезиться.
Ефим на стенания Гуся не реагировал никак. Приоткрыв окно со своей стороны, он пыхтел сигарой, глубокомысленно молчал, хмурился, поджимал губы, мужественно поигрывал желваками и презрительно усмехался своему отражению в зеркале заднего вида — словом вел себя так, как, по его мнению, и должен себя вести настоящий крутой мужик, собаку съевший на засадах и разборках.
Когда Саня Гусев снова завел свою песню:
— Ребята, может, я все-таки пойду, а?.. — сидевший рядом с ним Зяма больно пихнул его локтем в ребра и рявкнул:
— Еще одно слово от тебя не по делу — переместишься в багажник! Сиди молча!
Ефим выпустил струю сизого дыма и чуть повернул голову к Зяме:
— Кто куда и когда переместится — тут решаю я.
— Слушаюсь, командир, — отозвался Зяма. — Как скажешь, командир…
Ефим нахмурился. Такой ответ ему явно не понравился.
— Пусть идет солдатик, — сказал он. — Надоело нытье его слушать. Выпусти его, Зяма. Да, и бабки ему отдай.
Гусь радостно встрепенулся. Но Зяма даже не пошевелился.
— Выпустить? — проговорил он. — Бабки отдать? Это можно, командир. Только сам потом будешь перед батей отчитываться, как ты все дело просрал.
— Не понял?..
— А чего тут не понять? Сдается мне, фраерок этот порожняк нам прогнал. Ни черта он не знает, где тот пацан, который нам нужен, находится.
— Гуманоид у майора дома! — испуганно заголосил Гусь. — Это точная информация!
— Брехня! — безапелляционно отрезал Зяма. — Доказать? Сейчас докажу. Во-первых, с каких пор рядовые в гости к офицерам стали захаживать? Во-вторых, фраерок говорил, что майор ездит на «четырнадцатой», а никакой «четырнадцатой» я во дворе не вижу. А в-третьих… сколько уже сидим, на окна глазеем, и ни разу ни одна занавеска не пошевелилась, ни разу никто в комнатах не промелькнул. Нет там никого, пустая квартира.
— Там они оба, верняк! — слабеющим голосом проговорил Гусь. — Мамой клянусь, больше Гуманоиду некуда податься…
— Заткнись! — прикрикнул Ефим на него. — Зяма, а чего ты раньше молчал?
— Ну, так ведь ты же командир, ты же лучше знаешь, как поступать.
— Так ты врешь мне, сволочь?! — рывком развернулся Ефим к Сане.
— Нет… — прикрыв лицо локтем, пискнул тот.
— Если хочешь реально рулить, — наставительно сказал Зяма, — приучайся никому не верить на слово. А все проверять самому.
— Все! — распорядился Ефим. — Сворачиваемся, едем отсюда. А с тобой, гад, будет отдельный разговор…
— Да куда ты собрался, командир?.. — лениво выговорил Зяма. — Я ж тебе сказал: приучайся все проверять сам. Я тебе только версию высказал, а ты опять все на веру принял… Эх, Мишаня, не такой был в твои годы…
Тут у него зазвонил телефон.
— А вот и Мишаня, легок на помине, — глянув на дисплей, констатировал Зяма.
Телефонный разговор оказался коротким. Выслушав Михаила Сигизмундовича, Зяма проронил только несколько слов:
— Понял. Еду. АКМ брать? Не надо? Ладно… А Сверчка возьму с собой? Ага, лады…
Спрятав телефон, он с видимым облегчением улыбнулся.
— Ну, вот, наконец-то настоящее дело, а не всякая туфта… солдатика-срочника ловить. Будь здоров, командир, мне отъехать надо. Пацаны, счастливо! Сверчок, за мной!
