— Вы считаете, медкомиссия в военкоматах настолько некомпетентна, что отправит служить душевнобольного? — сказал на это Глазов.
Анатолий Павлович осекся. Пристально, прищурясь, посмотрел на особиста… Затем вздохнул и заговорил снова, теперь голосом обычным, не с подобострастием и без скрытого раздражения:
— Не надо, майор, со мной так. Давай откровенно… О том, что у вас с Самородовым последнее время вполне деловые отношения, почти все офицеры уже в курсе — уж я точно знаю. Так что, мы в одной лодке с тобой, майор. А если так, на хрена нам ту лодку раскачивать? Случись чего, все вместе огребать будем. И я, и комполка, и ты тоже — поскольку ты с ним завязан… по, скажем так, внеслужебным делам. Поэтому ты своего Морисовича угомони. Что хочешь делай, но пусть он заткнется и не выступает больше. А еще лучше — устроить ему перевод в другую часть. Куда-нибудь в Сибирь поглубже, чтобы он там медведям свои пламенные речи толкал. С Сомиком и Разоевым я, как говорил, вопросы порешаю, но этот твой тип явно горит желанием погеройствовать — всех под злодеев подвести и разоблачить. Доступно излагаю, майор?
— Доступнее некуда, — ответил Алексей Максимович.
— Ведь того и гляди, в военную прокуратуру сообщит, — добавил еще Анатолий Павлович. — Чудо, что до сих пор не сообщил.
— Не будет он никуда сообщать, — проговорил Глазов. — Он сам разбираться будет.
— С чего это ты взял, что сообщать не будет?
Алексей Максимович и сам не знал, откуда в нем взялась эта уверенность. Поэтому и не ответил ничего.
Киврин еще раз воткнул под косматые черные брови Глазова остро пытливый взгляд, многозначительно кивнул особисту и, резко развернувшись, затрусил прочь. Поглядев Киврину вслед, на его подпрыгивающий круглый зад, Алексей Максимович испытал сильное желание выругаться, но сдержался. Он вернулся к двери пристройки, которую сержант Бурыба уже успел закрыть и привалить засовом.
— Открывайте, — коротко приказал Глазов сержанту, который уже успел запереть дверь за Кивриным.
Бурыба залязгал ключом, распахнул дверь и посторонился, предполагая, что майор намеревается войти внутрь. Но Глазов не двинулся с места.
— Выводите, — сказал он.
Бурыба на мгновение замешкался.
— Выводите, — повторил Алексей Максимович. — Чего ждете? Я действую по прямому указанию полковника Самородова.
Сержант пожал плечами и, сказав «слушаюсь», ступил в тусклую полутьму сырого помещения, где, казалось, было еще холоднее, чем снаружи.
— Эй, узник совести! — гаркнул он. — На выход с вещами!
Рядовой Василий Морисович Иванов по прозвищу Гуманоид перешагнул порог спустя секунду после того, как окрик Бурыбы провалился в погребную сырость кладовой. На Иванове не было ремня. Длинные язычки лишенных шнурков «берцев» шлепнули по асфальтовому покрытию, когда он со стуком приставил ногу к ноге и вытянулся по стойке «смирно».
— Майор Алексей Максимович Глазов, военная контрразведка, — представился Глазов.
Парень смотрел на него спокойно и с интересом.
— Рядовой Иванов, — приставив ладонь к виску, ответил он.
— Следуйте за мной, Иванов, — сказал майор.
В кабинет Глазова они поднялись, не сказав друг другу ни слова. Алексей Максимович шел впереди, рядовой отставал от него на пару шагов. Войдя в кабинет, майор уселся за свой стол и указал Иванову на табурет, стоящий в центре помещения, прямо в бледно-сером косом прямоугольнике мутного утреннего света, падавшего из окна:
— Присаживайтесь.
— Благодарствую.
