Бежевые мокасины.
Поплиновый плащ.
Потом он вытащил список содержимого чемодана Матссона, который составил в Будапеште, и прочел его. После этого все сложил, положил в портфель и закрыл его.
Он откинулся на спинку кресла и задремал. Он не спал, но сидел так до той минуты, когда самолет начал снижаться в слабую облачность над Копенгагеном.
В аэропорту Каструп все было как всегда. Ему пришлось ждать в бесконечной очереди, прежде чем он попал в зал для транзитных пассажиров, где перед многочисленными стойками толпились люди самых разных национальностей. В баре он выпил одну бутылку "туборга", чтобы собраться с силами и запастись терпением перед трудной задачей получения багажа.
Прошло уже более трех часов, когда он наконец вышел с чемоданом на открытую площадку перед зданием аэропорта. На стоянке вереницей выстроились свободные такси. Мартин Бек положил чемодан в первое из них, сел рядом с водителем и попросил отвезти его в порт Драгор.
Паром, который стоял в порту и уже, очевидно, приготовился к отплытию, назывался "Дрогден" и был невероятно уродлив. Мартин Бек оставил чемодан и портфель в гардеробе и вышел на палубу поглядеть, как паром выходит из порта и направляется в сторону шведского берега.
После жарких дней в Будапеште морской ветерок показался ему холодноватым, и вскоре он ушел в судовой ресторан. Паром был полон; большинство пассажиров составляли домохозяйки, которые приезжали в Драгор закупить продукты на целую неделю.
Менее чем через час они уже были на противоположном берегу, и в Лимхамне он сразу взял такси и поехал в Мальмё. Водитель попался болтливый и говорил на южном диалекте, который звучал так же непонятно, как и венгерский язык.
XX
Такси остановилось перед управлением полиции на Давидхалторг. Мартин Бек вышел из машины, поднялся по широкой каменной лестнице и оставил чемодан в застекленной дежурке в вестибюле. Он не был здесь уже несколько лет, и его снова поразила массивная и величественная строгость здания, помпезный вестибюль и широченные коридоры. На втором этаже он остановился перед дверью, на которой было написано "Комиссар", постучал и проскользнул внутрь. Кто-то сказал, что Мартин Бек обладает умением войти в комнату, закрыть за собой дверь и одновременно снаружи постучать в нее. В общем-то, в этом была доля правды.
- Мое почтение, - сказал он.
В кабинете были два человека. Один стоял, прислонившись к оконной раме, и жевал зубочистку. Он был сильный и крупный. Другой, долговязый, худощавый, с зачесанными назад волосами и живыми глазами, сидел за столом. Оба были в штатском. Мужчина за столом окинул Мартина Бека критическим хмурым взглядом и сказал:
- Пятнадцать минут назад я прочел в газете, что ты за границей и ведешь упорный бой с международной шайкой, занимающейся контрабандой наркотиков. А спустя несколько минут ты входишь собственной персоной и говоришь: "Мое почтение". Что это за манеры? Тебе от нас что-нибудь нужно?
- Помнишь небольшую поножовщину в начале января? Некоего Матссона?
- Нет. С чего бы мне его помнить?
- Я это помню, - мрачно сказал мужчина, стоящий у окна.
- Это Монссон, - сказал комиссар. - Он занимается... послушай, что, собственно, ты сейчас делаешь?
- Ничего. Я сказал, что ухожу домой.
- Вот именно, ничего не делает и говорит, что уходит домой. Так что же помнит герр коллега Монссон?
- Я уже забыл.
- И все-таки, не мог бы ты оказать нам такую услугу?
- Только в понедельник. Теперь у меня уже закончился рабочий день.
Послушай, ты что, обязательно должен так чавкать?
- Я отвыкаю от курения.
- Что ты помнишь об этой драке?
- Ничего.
- Совсем ничего?
- Нет. Этим занимался Баклунд.
- А что об этом думает он?
- Не знаю. Он старательно расследовал это дело несколько дней. Но он был само молчание.
- Значит, тебе везет, - сказал Мартину Беку мужчина за столом.
- Что ты имеешь в виду?
- Разговор с Баклундом - это сплошное удовольствие, - пробормотал Монссон.
- Вот именно. Это наш любимчик, он пользуется огромной популярностью. Он будет здесь через каких- нибудь полчаса, так что извольте стоять по стойке смирно.
- Спасибо.
- Матссон - это тот, кого вы разыскиваете?
- Да.
- И он сейчас в Мальмё?
- Думаю, что нет.
- Это вовсе не развлечение, - удрученно произнес Монссон.
- Что?
- Эти зубочистки.
- Так закури, черт возьми! Кто тебя заставляет грызть зубочистки?
- Говорят, есть какие-то зубочистки с привкусом, - сказал Монссон.
Каким доверительно знакомым казался Мартину Беку этот жаргон! Очевидно, кто-то испортил им день. Звонили жены, предупреждали, что остынет еда, и интересовались, есть ли на свете другие полицейские, кроме них.
Он предоставил им самим заниматься собственными проблемами и отправился в буфет выпить чашку чаю. Вытащил из кармана письмо Слуки и снова прочел скупые показания свидетелей. Где-то у себя за спиной он слышал следующий разговор:
- Не сердитесь, что я спрашиваю, но это действительно пончик?
- А что же еще?
- Ну, может, это какой-то ценный памятник культуры. Жаль было бы его уничтожать. Им наверняка заинтересовался бы музей пекарного дела.
- Если вам здесь не нравится, вы ведь можете пойти куда-нибудь в другое место. Верно?
- Да, я могу спуститься на два этажа и заявить на вас за продажу опасного для жизни оружия. Я прошу пончик, а вы даете мне окаменевший брак, какой человеку не предложили бы даже на государственной железной дороге, потому что локомотиву пришлось бы краснеть. Я чувствительный человек и...
- Чувствительный! Да вы ведь сами взяли его!
Мартин Бек обернулся и посмотрел на Колльберга.
- Привет, - сказал он.
- Привет.
Ни один, ни другой, казалось, не были особенно удивлены. Колльберг отодвинул от себя смертоносное кондитерское изделие и сказал:
- Когда ты приехал?
- Только что. Что ты здесь делаешь?
- Пришел поговорить с неким Баклундом.
- Я тоже.
- В общем-то я приехал сюда по другим делам, - как бы оправдываясь, сказал Колльберг.
Через десять минут, в пять часов, они вместе вышли из буфета. Баклунд оказался пожилым, он
