— Почему ты не подумал об арбалете?
Адамберг долго смотрел на круглое оконце с разбитым стеклом и железным прутом посредине.
— Из-за стекла. Я думал, ни пуля, ни стрела не смогут попасть в цель, наткнувшись на это препятствие. Шансов на успех слишком мало, чтобы убийца решился стрелять. Но взгляни на стекло, Луи. Вот что мы упустили из виду.
В дом вошел Эмери. На его форменном кителе были застегнуты только две пуговицы.
— Мне очень жаль, Эмери, — сказал Адамберг. — Его застрелили из арбалета через окно. В туалете, когда он мочился.
— Через окно? Оно же забрано железным прутом!
— Стрела пролетела мимо прута, Эмери. И попала ему в горло.
— Арбалет? Но из него можно разве что ранить оленя с расстояния в десять метров!
— Смотря из какого арбалета. Ты позвонил в Лизьё?
— Да, они уже едут. Вся ответственность лежит на тебе, Адамберг. Ведь это ты руководишь расследованием. И убийство произошло, когда дежурили твои люди.
— Мои люди не могут разглядеть убийцу в лесу на расстоянии в сорок метров. И ты должен был предвидеть, что на Мортамбо могут напасть через это окно. Ведь это ты составлял список опасных мест в доме.
— Я должен был предвидеть, что кто-то выстрелит из арбалета через мышиную норку?
— Я бы сказал, через крысиную нору.
— Эта крысиная нора была закрыта толстым стеклом, которое заставило бы любую пулю отклониться в сторону. Ни один стрелок не пошел бы на такой риск.
— Посмотри на стекло, Эмери. Оно вылетело целиком, в раме не осталось ни одного осколка. На стекле заранее сделали надрез, чтобы оно могло выпасть даже при небольшом давлении.
— Поэтому оно не помешало выстрелу.
— Вот именно. А мы не разглядели у самой рамы царапину от алмаза.
— Да, но это не объясняет, почему убийца выбрал арбалет.
— Потому что это бесшумное оружие. Кстати, убийца хорошо знал дом матери Мортамбо. Тут повсюду ковровое покрытие, даже в туалете. Стекло упало и разбилось, не издав ни звука.
Сердито бурча, Эмери расправил примятый воротник кителя.
— Наши ребята обычно стреляют из ружья, — сказал он. — Если убийца не хотел поднимать шум, он мог бы надеть на дуло глушитель и выстрелить инфразвуковой пулей.
— Даже в этом случае был бы громкий хлопок. Примерно как при выстреле из пневматической винтовки двадцать второго калибра. А выстрел из арбалета никто не слышит.
— Ну, натянутая веревка, если ее задеть, все же издает какой-то звук.
— Но не тот, которого ждут и боятся. На таком расстоянии его можно принять за шелест крыльев большой птицы. И потом, арбалет — это ведь оружие Эллекена, верно?
— Да, — с горечью ответил капитан.
— Возьми это на заметку, Эмери. Выбор оружия был не просто технически безупречным, но также высокохудожественным. Верным исторической правде, исполненным поэзии.
— Когда застрелили Эрбье, в этом не было никакой поэзии.
— Наверно, с тех пор убийца усовершенствовал свой метод. Сделал его более изысканным.
— Думаешь, убийца отождествляет себя с Эллекеном?
— Не знаю. Одно могу сказать с уверенностью: из арбалета он стреляет прекрасно. Вот зацепка, с которой можно начать расследование. Навестить стрелковые клубы, просмотреть их членские списки.
— Зачем он переоделся? — спросил Эмери, глядя на тело Мортамбо.
— Чтобы избавиться от тюремной вони, — сказал Вейренк.
— Но у меня в камере не воняет. Одеяла чистые. А ты что об этом думаешь, Адамберг?
— Не понимаю, почему вас с Вейренком так волнует, что он переоделся. Хотя для нас важна любая мелочь, — устало добавил он, указывая на крошечное оконце. — Даже крысиная нора. В особенности крысиная нора.
