объяснил Адамбергу, ему хотелось, чтобы дети узнали об этом от него самого, а не стороной, из досужих сплетен, все искажающих и опошляющих.
От графа Адамберг направился к Вандермотам. Был уже почти полдень, а они бесцельно бродили по столовой, словно бильярдные шары, которые сталкиваются друг с другом на плохо натянутом сукне, о чем-то спорили на ходу, кружили возле стола с неубранными остатками завтрака.
Прихода Адамберга как будто никто и не заметил. Мартен осторожно измельчал пестиком что-то, умещавшееся на самом донышке ступки. Ипполит, обычно исполнявший роль хозяина дома, сегодня кругами ходил по комнате, проводя указательным пальцем по стенам, словно чертил на них невидимую линию. Играет, как ребенок, подумал Адамберг. Иппо выстраивал свою жизнь заново, у него на это уйдет много времени. Антонен в тревоге следил за быстрыми движениями брата, то и дело перемещаясь, чтобы Иппо случайно не ушиб его. Лина устроилась на стуле и ногтем сцарапывала с него чешуйки облупившейся краски так тщательно, словно от успеха этой работы зависело все ее будущее. Только мать сидела совершенно неподвижно в своем привычном убежище — большом кресле. Вся ее поза — поникшая голова, крепко стиснутые тонкие ноги, руки, обхватившие плечи, — говорила о нестерпимом стыде, от которого нет спасения. Теперь каждый знал, что она спала с графом, что она изменяла Вандермоту, и весь Ордебек будет судачить об этом до бесконечности.
Ни с кем не здороваясь — поскольку все явно были не в состоянии ответить, — Адамберг сначала подошел к матери и положил ей на колени букет, который принес для нее. От этого, как ему показалось, ей стало еще тяжелее. Она чувствовала, что недостойна этих цветов. Но Адамберг все-таки заставил ее взять их, осторожно вложив стебли ей в руки. Затем повернулся к Мартену:
— Тебя не затруднило бы сварить нам кофе?
Эти слова, а также обращение на «ты» привлекли к себе внимание всей семьи. Мартен отложил пестик и, почесывая голову, направился к плите. Адамберг сам достал из буфета кружки и расставил их на неубранном столе, сдвинув грязную посуду в угол. Потом попросил каждого по отдельности занять свое место. Лина приняла приглашение последней и, усевшись, тут же принялась сцарапывать ногтем облупившуюся краску с ножки стула. Адамбергу, не обладавшему талантом психолога, на секунду захотелось убежать из этого дома. Он взял у Мартена кофейник, наполнил все кружки и поднес одну из них матери, которая не стала пить: ее руки все еще судорожно сжимали букет. Адамберг подумал, что он, наверно, никогда не пил так много кофе, как в Ордебеке. Иппо тоже отказался от своей кружки, вместо этого он открыл бутылку пива.
— Ваша мама боялась за вас, — начал Адамберг, — и была тысячу раз права.
Он увидел, как все опустили глаза и чуть заметно пригнули головы, словно собирались прочесть молитву.
— Если ни у кого из вас не хватило смелости вступиться за нее, кто же это сделает?
Мартен потянулся было к ступке, но передумал.
— Граф спас ее от сумасшествия, — отважно продолжал Адамберг. — Никто из вас не в состоянии представить себе, в каком аду она жила. Вальрэ охранял вас всех, и за это вы перед ним в долгу. Он не дал пристрелить Иппо, как пристрелили бедного Шарика. За это вы тоже должны быть ему благодарны. В одиночку она не сумела бы защитить вас, а с его поддержкой вы были как за каменной стеной. Она выполнила свой долг матери. Вот и все.
Адамберг не поручился бы, что все сказанное им — чистая правда, что мать тогда действительно сходила с ума, что Вандермот- старший непременно выстрелил бы в Ипполита, но сейчас суть была не в этом.
— Это граф убил отца? — спросил Иппо.
Глава семьи первым нарушил молчание: добрый знак. Адамберг вздохнул с облегчением. Сейчас бы закурить, но ни Кромса, ни Вейренка с сигаретами рядом не было.
— Нет. Кто убил отца, мы никогда не узнаем. Возможно, это был Эрбье.
— Да, — быстро проговорила Лина, — вполне возможно. За неделю до убийства между ними произошла ужасная сцена. Эрбье требовал у моего отца денег. Они так орали друг на друга.
— Все понятно, — сказал Антонен, широко раскрыв глаза — кажется, впервые за последнее время. — Эрбье, должно быть, узнал про Иппо и Лину и стал шантажировать отца. А он ни за что не допустил бы, чтобы это стало известно всему городу.
— Если дело обстояло так, то это отец должен был бы убить Эрбье, а не наоборот, — возразил Иппо.
— Да, — согласилась Лина, — вот почему орудием убийства стал его собственный топор. Отец действительно хотел убить Эрбье, но тот одолел его.
— Не забудьте, — сказал Мартен, — Лина видела Эрбье с Адским Воинством. А это значит, что он совершил какое-то преступление. Мы знали, что сделали Глайе и Мортамбо, но не знали, что сделал Эрбье.
— Точно, — подвел итог Иппо. — Это Эрбье зарубил отца.
