самоубийство.
— Вот почему вы допускаете только эту версию. Цена ошибки здесь не так велика. А если это убийство, вы по уши в дерьме.
— Нет доказательств, что это было убийство.
— Почему вы не стали искать Эрбье?
— Из-за Вандермотов. Из-за Лины и ее братьев. Мы с ними не очень-то ладим, и я не хотел им подыгрывать. Я здесь представляю порядок, а они — отсутствие здравого смысла. Одно с другим несовместимо. Я несколько раз задерживал Мартена за незаконную охоту по ночам. И его старшего брата, Ипполита. Однажды он взял на мушку компанию охотников, заставил их раздеться, собрал их карабины и бросил всё в реку. Поскольку он не мог заплатить штраф, я посадил его на двадцать дней в кутузку. Они просто мечтают, чтобы меня убрали отсюда. Вот почему я ничего не сделал. Чтобы не попасться в их ловушку.
— Какую ловушку?
— Вполне примитивную. Лина Вандермот заявляет, что у нее было видение, после чего Эрбье исчезает. Он с ними в сговоре. Я начинаю его активно искать, и Вандермоты немедленно подают на меня жалобу, обвиняя в злоупотреблении властью и посягательстве на личную свободу граждан. Лина дипломированный юрист, она знает законы. Предположим, я игнорирую эту жалобу и продолжаю поиски Эрбье. Жалоба доходит до высшего начальства. И тут в один прекрасный день объявляется Эрбье, живой и здоровый, и в свою очередь подает на меня жалобу. В итоге мне светит либо выговор, либо перевод.
— Зачем тогда Лина назвала еще двух заложников Адского Воинства?
— Для правдоподобия. Она притворяется этакой добропорядочной толстушкой, а на самом деле хитра как черт. Воинство часто утаскивает нескольких человек зараз, ей это известно. Вот она и назвала троих, чтобы задурить людям голову. Так я себе представлял ситуацию.
— Но все обернулось иначе.
— Да. — Эмери загасил сигарету о стену и засунул окурок между камней. — Впрочем, теперь это не имеет значения. Эрбье покончил с собой.
— Не думаю.
— Черт возьми, — повысил голос Эмери, — чего ты от меня хочешь? Ты ничего не знаешь обо всей этой истории, о здешних людях. Свалился на нас из своей столицы и отдаешь приказы.
— Это не моя столица. Я беарнец.
— А мне какая разница?
— И это не приказы.
— Я тебе скажу, что будет дальше, Адамберг. Ты сядешь на парижский поезд, я подпишу акт о самоубийстве Эрбье, и через три дня все об этом забудут. Если, конечно, ты не собираешься доконать меня этой версией об убийстве. Не знаю, какой шальной ветер занес ее в твою голову.
Ветер. Мать часто говорила Адамбергу: вечно у тебя ветер в голове, в одно ухо влетает, в другое вылетает, ни одна мысль надолго не задерживается, а сам ты ни минуты не можешь посидеть спокойно. На ветру — как под водой. Все колышется и гнется. Адамберг знал это и боялся самого себя.
— Эмери, я вовсе не собираюсь вставлять тебе палки в колеса. Я только говорю, что на твоем месте взял бы под охрану парня, которого она назвала вторым. Стекольщика.
— Витражиста.
— Да. Возьми его под охрану.
— Если я это сделаю, Адамберг, мне крышка. Неужели ты не понимаешь? Это будет означать, что я не верю в самоубийство Эрбье. А я верю. По-моему, Лине хотелось, чтобы он покончил с собой, и, возможно, она намеренно подтолкнула его к этому. Я мог бы начать расследование, привлечь ее по статье «Доведение до самоубийства». Братья Вандермот наверняка мечтали, чтобы Эрбье провалился в ад. Их папаша и Эрбье — звери, каких свет не видывал, и неизвестно, который из них был страшнее.
Эмери снова зашагал по улице, засунув руки в карманы, что несколько деформировало его элегантный силуэт.
— Они дружили?
— Они были как два пальца одной руки. Говорили, у папаши Вандермота застряла в голове алжирская пуля, и этим обычно объясняли приступы агрессии. А Эрбье был садист, и два приятеля, конечно же, вдохновляли друг друга на новые подвиги. Лина вполне могла отомстить Эрбье, заставив его свести счеты с жизнью. Я уже говорил тебе, она хитрая. Ее братцы — тоже, но у них не все дома.
Они поднялись на самую высокую точку в округе, холм, откуда открывался вид на городок и окрестные поля. Капитан указал на
