всех остальных. Сэр Эдвард Невилл… у него благородная душа. А уж сколько сделала для меня Гертруда Кортни, ни одна дама на подобное не осмелилась… да и Генри всегда был так добр ко мне.
— В жилах этих людей течет королевская кровь, миледи, — сказал епископ Гардинер. — Для династии Тюдоров они представляют реальную угрозу. Французский посланник сегодня сообщил мне, что, по словам короля, он давно уже собирался уничтожить Монтегю и всех остальных Поулов только за то, что они принадлежат к династии Йорков.
То же самое, почти слово в слово, совсем недавно говорил барон Монтегю. Я закусила губу, пытаясь совладать со своими чувствами. Епископ Гардинер испытующе поглядел на меня и продолжил:
— Пока император Карл и король Франции выступают против Англии, его величество не потерпит ни малейшего недовольства со стороны придворных. Если начнется война, все, кто не верен короне, могут примкнуть к силам императора Карла.
Он бросил холодный взгляд на леди Марию. Внешне она нисколько не выглядела испанкой: темно-рыжие волосы, голубые глаза, белая кожа. В отличие от меня — я гораздо больше походила на иностранку. И тем не менее Мария — родная внучка Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского. Что случится, если император Карл, ее кузен, предпримет шаги, чтобы завоевать Англию? Я знала, что именно об этом мечтала Гертруда. Могло ли быть так, что она делилась своими мечтами с принцессой?
Герцог Норфолк прокашлялся:
— Леди Мария, я тоже считал этих людей своими друзьями, но нельзя не признать, что их устранение способствует вашей же безопасности.
— Не говорите мне этого, — заявила она, и в голосе ее прозвучали повелительные нотки. — Я ни за что не пожелаю, чтобы ради моего спокойствия проливалась кровь добрых христиан. — Принцесса вдруг опустила голову. — О, вы не знаете, что это такое — быть причиной страданий других людей! — простонала она. — Никто не знал этого так, как моя несчастная матушка. Мужчины шли на мученическую смерть и готовы были пожертвовать чем угодно, лишь бы не бросать своего дела. И что со мной теперь будет? — По увядшим щекам принцессы потекли слезы.
Тут вмешался Гардинер: он сказал, что у леди Марии был трудный день и она устала. Норфолк вышел, чтобы отдать своим людям приказ приготовиться к отъезду принцессы.
Она снова нежно обняла меня:
— Не знаю, когда мы вновь встретимся с вами, Джоанна. Прошу вас, умоляю, впредь будьте более осторожны.
Я мягко высвободилась из ее объятий:
— Прошу прощения, леди Мария, но я не совсем поняла. Более осторожна, чем когда?
Она тяжело вздохнула:
— Приехать в гости к Гертруде Кортни и несколько недель подряд оставаться в ее доме… Это было неблагоразумно с вашей стороны. Я очень люблю маркизу, но она вся во власти безрассудных страстей. Признаюсь, я очень удивилась, когда узнала, что вы с ней сблизились. Я думала, Джоанна, что вы вполне счастливы у себя в Дартфорде.
— А разве не вы, — медленно проговорила я, — послали Гертруду в Дартфорд, чтобы разыскать меня и забрать с собой в Лондон? Она сама призналась мне в этом.
Леди Мария еще больше испугалась:
— Что вы, что вы! Зачем мне это делать? В последний год я переписывалась с Гертрудой, это правда, но в письмах не упоминала никого из своих друзей. Это было бы крайне неблагоразумно.
Снова появился Норфолк со свитой принцессы, и продолжать разговор больше не было возможности. Леди Мария обратилась ко мне в последний раз.
— Джоанна, мы должны верить во всемогущего Бога, Создателя нашего и Искупителя, — горячо проговорила она. — Молитесь Непорочной и Святой Деве Марии, да укроет Она от опасности наших возлюбленных друзей.
Я обещала ей это, и она удалилась.
Люди, ждавшие за дверью, — Ричард, слуга Норфолка, и двое священников из Винчестер-Хауса — с шумом вошли в комнату. Епископ взял у одного из священников какие-то документы.
— Мне интересно вот что, — проговорил он, как бы размышляя вслух, в то время как глаза его изучали бумаги, — кто же все- таки велел Гертруде Кортни отыскать вас в Дартфорде и привезти в «Алую розу»?
— Возможно, я что-то перепутала, — ответила я, стараясь говорить как можно спокойнее.
Епископ Гардинер отдал первую часть бумаг обратно своему помощнику и знаком велел ему подать следующую.
— Да уж, мне прекрасно известно, что по части путаницы вы у нас большая мастерица, — обронил он.
Нет, нельзя позволить себе попасться на крючок Гардинера. Лучше уж пусть считает меня полной дурой, лишь бы только он
