никогда не узнал о том, что я обнаружила в прошлом году в Дартфордском монастыре.
Пока епископ изучал документы, в комнате стояла тишина. Норфолк с Ричардом ушли, я даже не сразу заметила это. Интересно, покинул ли герцог Норфолк Винчестер-Хаус? Неужели он оставил меня на растерзание Гардинеру? При одной лишь мысли об этом я вся покрылась холодным потом, несмотря на то что внутри у меня все пылало.
Епископ откинулся на спинку своего огромного кресла.
— Однако высоко же вы метили, собираясь выйти замуж за Монтегю, — сказал он задумчиво. — Кое-кто считает, что барон вполне мог претендовать на трон. Уж не вообразили ли вы, что достойны стать королевой Англии?
— Я, как и вы, верноподданная его величества Генриха Восьмого, — ответила я.
По его лицу пробежала улыбка.
— В прошлом году, когда я предложил, чтобы вы вышли замуж, хотя бы для видимости, чтобы лучше способствовать делу истинной веры, вы, помнится, страшно возмутились и весьма убедительно изображали оскорбленную добродетель. Кто бы мог подумать, что вы бережете себя для более выгодной партии, такой как барон Монтегю, например. Но он человек слишком мирской и суетный, не такого мужа я хотел бы для вас. Впрочем, теперь это уже не важно… во всяком случае, баронессой вам уж точно не бывать.
Смысл его последней фразы не сразу дошел до меня. А когда я наконец поняла, то потрясенно прошептала:
— Стало быть, вам все равно, что будет с Монтегю, семейством Кортни и сэром Невиллом?
— Они для меня пустое место, — спокойно подтвердил Гардинер. — Впрочем, и вы тоже, сестра Джоанна. Я бы и пальцем не пошевелил ради того, чтобы спасти вас от Тауэра, если бы вы не втерлись в доверие к леди Марии. А поскольку заботу о вашем благополучии проявляет сама дочь его величества, то и я следую ее примеру.
— Я не нуждаюсь в ваших заботах. — Я из последних сил отчаянно пыталась держать себя в руках. Но чувствовала, что еще немного — и я взорвусь.
Епископ несколько мгновений изучающе рассматривал меня.
— А помимо всего прочего, я не уверен, будет ли считаться законным союз между мужчиной и женщиной, которая сознательно постриглась в монахини и приняла обет целомудрия. Король, кстати, уже вполне определенно высказал свои взгляды по этому вопросу. Во время следующей аудиенции мы с ним как раз собираемся обсуждать данную проблему.
В это время снова появился Норфолк, и у меня просто гора с плеч свалилась. Они с Гардинером о чем-то недолго посовещались, после чего герцог сделал мне знак:
— Нам пора.
— Погодите, Томас, — сказал Гардинер.
Он шепнул что-то одному из своих подчиненных, и через минуту паж внес в комнату на вытянутых руках плащ черного бархата, украшенный золотой буквой «В».
— Нам не хотелось бы, чтобы протеже леди Марии простудилась и заболела, — пояснил он.
— Благодарю вас, епископ Гардинер, — сквозь зубы проговорила я, заворачиваясь в тяжелую ткань.
— Di te incolumen custodiant,[9] — отозвался он, с удовольствием произнося любезную фразу на латыни.
Вход в обширный Говард-Хаус освещался пламенем факела. Под ним прямо на земле крепко спал человек. Норфолк спрыгнул с лошади и пнул его ногой:
— Просыпайся, хам!
Из дверей выскочило несколько перепуганных слуг, которые должны были отвести наших лошадей на конюшню.
Ричард помог мне спешиться. Все тело мое от шеи до кончиков пальцев ныло от усталости.
— И долго мне здесь оставаться? — хриплым голосом проговорила я.
Ричард только пожал плечами.
Норфолк тоже услышал мой вопрос.
— Недолго, — ответил он. — В самое ближайшее время я отправлю вас в Стаффордский замок.
Он обернулся к служанке, которая смотрела на меня весьма неприветливо:
— Приготовьте ей комнату.
Комнату, в которой я провела свою первую ночь в Говард-Хаусе, вполне можно было бы назвать берлогой. Постельное белье оказалось несвежим, на столе обнаружились немытые кубки. Но, представив себе, в каких камерах пребывают в эту ночь новые узники
