хозяйственных построек. И все это было окружено высокими каменными стенами. Действительно, в такое величественное место надо являться не пешком, а в карете или паланкине, на худой конец — верхом на лошади.
Мы нашли привратника, краснолицего детину лет сорока; он сидел один в сторожке и горланил песни.
— Знакомьтесь, это господин Джон Портинари, — представил его брат Эдмунд, — бессменный привратник монастыря Черных Братьев: он уже много лет исполняет эту обязанность.
— И горжусь этим, да, горжусь! — вскричал господин Портинари, грохнув кулаком по столу. — Какое счастье, друзья мои, что вас не было здесь, когда трусливый настоятель подчинил нас воле Кромвеля. В конце концов тут осталось всего шестнадцать братьев — можете в это поверить? Шестнадцать! А прежде их были сотни! Но все разбежались кто куда. Да, кстати, вы ведь тоже нас покинули, брат Эдмунд. Я слышал, что вы перешли в Кембридж, а после того как и там монастырь распустили, вас, кажется, отправили в Дартфорд?
— Все правильно, и я польщен, что вы помните меня и следите за моими перемещениями. Мы с сестрой пришли из Дартфордского монастыря.
— Я всегда старался не упускать из виду братьев, которые подавали большие надежды. — Он с интересом посмотрел на меня. — Ага, а это, значит, она и есть? Я помню, вы рассказывали мне, что ваша родная сестренка — монашка в Дартфорде.
Я ждала, что брат Эдмунд поправит привратника, но он этого не сделал. Когда в прошлом году мы совершали путешествие в Мальмсбери, то выдавали себя за брата с сестрой, чтобы не возбуждать в людях любопытства и не привлекать излишнего внимания. Возможно, и сейчас лучше было избрать ту же тактику, хотя, признаться, я очень не любила говорить неправду.
— Мы хотели вечером зайти в монастырь: помолиться и посетить библиотеку, — сказал брат Эдмунд. — Это возможно?
— Возможно ли это? — Привратник так и просиял. — Будучи здесь должностным лицом, я с превеликой радостью разрешу вам прогуляться по Блэкфрайарзу и даже провести в стенах обители ночь… но только при одном условии: если вы выпьете со мной монастырской мадеры из погребов настоятеля.
Брат Эдмунд попытался было отказаться, но Джон и слышать ничего не хотел. Он до краев наполнил кубки для нас обоих. Я отхлебнула сладкой густой мадеры и сразу почувствовала, как по всему телу разлилось тепло. У меня во рту давно уже крошки не было, а это вино оказалось куда крепче, чем разбавленное водой земляничное, которое я иногда употребляла.
Я посмотрела на брата Эдмунда и увидела, что щеки его порозовели: вино и ему ударило в голову.
— Через час стемнеет, а у нас еще дел по горло, — вставая, сказал он. — Спасибо за угощение, но…
— Подождите, побудьте со мной еще немного, — умоляющим голосом проговорил Портинари. — Я так давно не сидел со старыми друзьями, надо же вспомнить былые славные денечки. Завтра я последний день исполняю тут обязанности привратника: все, кончилась моя служба, расстанемся и, боюсь, никогда больше не увидимся. Давайте-ка я вам еще налью…
Недаром говорят, что сердце не камень. Брат Эдмунд снова сел, и они ударились в воспоминания о прежних временах, когда могущество монастыря Черных Братьев было притчей во языцех.
Наконец привратник встал, качнулся, зазвенел ключами и пошел открывать дверь в часовню. С удивлением и благоговением вступила я под широкие арочные своды, подпираемые массивными колоннами. Пламя свечей скудно освещало высокие росписи и позолоту. Здесь, как в никаком другом месте, я чувствовала, сколь высоким авторитетом пользовался орден доминиканцев. Вожди его были советниками многих королей Европы. Ученые монахи переводили античные документы, в которых открывалась мудрость ушедшего мира, позволяя нам понять, о чем размышляли Аристотель, Вергилий, Ливий и Плиний. Настоятели щедро предоставляли средства архитекторам и музыкантам, устраивали изысканные сады, оплачивали работу величайших в мире художников. Знаете, где была написана «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи? На стене трапезной монастыря в Милане, и не какого-нибудь, а доминиканского.
Мы остановились перед входом в трапезную, которая была раз в десять больше той, где мы вкушали пищу в Дартфорде. Привратнику очень хотелось показать нам знаменитые окна. Великолепие этого помещения, венчаемого рядами окон в западной стене, не могло не вызвать в душе моей чувства глубочайшего смирения. Сквозь стекла сочился серовато-багровый сумеречный свет, невольно навевавший меланхолию. Привратник упомянул, что под конец тут осталось всего шестнадцать братьев. Да здесь могло разместиться несколько сотен монахов.
На дальнем столе я заметила деревянную миску с недоеденным завтраком, одинаковым для всех, кто живет в монастыре. Глядя на черствые ломти хлеба, я поняла, что вижу остатки последних совместных трапез братьев-доминиканцев. И представила себе, что из этой миски ел какой-нибудь монах, слишком старый и настолько подавленный происходящим, что не смог даже одолеть порцию каши. Он отодвинул миску, кряхтя, встал, пересек мощеный двор и навсегда покинул монастырь, унося за спиной узелок со своими нехитрыми пожитками.
— Сестра, вы где? — заорал привратник уже с другой стороны трапезной, прерывая мои грезы. — Мы переходим в большую
