Маркиз выпрямился и подошел ко мне.
— Я приверженец истинной католической веры и поддерживаю монастыри, как и все другие представители старинных родов. Я глубоко скорбел об участи Екатерины Арагонской и нежно люблю ее дочь. Но всегда останусь верноподданным своего государя — помазанника Божия.
— Тогда вы должны любой ценой остановить Гертруду. Вы понимаете, Генри? Должны.
— И, клянусь, я это сделаю! — горячо воскликнул он. — После званого обеда, который состоится четвертого ноября, я найду предлог и уеду вместе с женой и сыном в родовое поместье на запад. И там уж глаз с Гертруды не спущу.
— А почему для вас так важен этот обед? — настойчиво спросила я.
— Джоанна, да вы никак в чем-то меня подозреваете? Я просто хочу пообедать в компании своих близких друзей, только и всего.
Он присел на краешек кровати рядом со мной. Под тяжестью его веса она жалобно заскрипела.
— До званого обеда в честь барона Монтегю осталась всего неделя, — сказал Генри. — Джоанна, пожалуйста, не уезжайте. И прошу вас, не спускайте с Гертруды глаз. Ваше присутствие здесь помешает моей жене плести интриги. Старайтесь побольше бывать с ней рядом.
— Но если Гертруда что-то задумает, я вряд ли смогу остановить ее. Тем более что она окружена верными слугами.
— Вы можете послать мне весточку с Чарльзом.
Я наклонилась вперед и закрыла лицо руками.
— Генри, вы понимаете, что просите, чтобы я шпионила за вашей женой?
Я прекрасно помнила, какую бессильную ярость испытала, когда епископ Гардинер сделал из меня шпионку, заставив искать в монастыре венец Этельстана. До чего же это гнусное, постыдное и омерзительное занятие.
— Простите меня, Джоанна. Но я больше никому не могу довериться… Кого же мне еще попросить о помощи, как не вас?
Огонь зашипел и начал с треском разгораться. Я смотрела на усталое, исполненное страдания лицо Генри.
— Это все пророчества, — прошептал он. — Я умолял Гертруду не поддаваться их соблазну. Даже думать о свержении и смерти короля — это уже государственная измена.
Он снова стал ходить по комнате взад-вперед.
— Не одна только Гертруда — все государство словно бы сошло с ума. Когда я был маленьким, никаких провидцев и в помине не было, про всякие там откровения никто и не слышал… А ведь эти шарлатаны еще и деньги берут, и люди им платят. Сейчас в каждой деревне обязательно найдется старая карга, которая изрекает пророчества. И эти, с позволения сказать, ясновидящие утверждают, якобы обладают тайным знанием, которое пришло к нам еще от кельтов, из свитков самого Мерлина, обнаруженных в каком-то кладе, который раскопали бог весть где. Какая чепуха… да что там чепуха — гораздо хуже.
— Господи, как это все отвратительно… ненавижу пророчества, — пробормотала я.
Он быстро закивал:
— Вот именно, Джоанна, вы наверняка найдете способ разубедить Гертруду, отговорить ее, если она вдруг задумает в течение этой недели отправиться к какому-нибудь шарлатану-провидцу, правда?
— Я сделаю все, что смогу, Генри.
Он шагнул ко мне:
— А если вдруг не получится отговорить Гертруду, тогда поезжайте вместе с ней, хорошо? А потом расскажете мне, о чем там шла речь…
— Нет! Это невозможно! — Я вскочила с кровати. — Генри, мне и близко нельзя подходить к человеку, который изрекает пророчества!
— Действительно, я прошу у вас слишком многого, — пробормотал он. — Пожалуйста, извините меня, Джоанна. Просто я очень… боюсь. — Он секунду постоял, уставившись в пол. — Неужели вы сами не понимаете? Я боюсь за сына. Если что-то со мной… с нами случится… и Эдвард вдруг окажется в Тауэре, один… эта мысль сводит меня с ума. Ему там будет очень страшно. Совсем еще ребенок — и в камере, где больше никого нет. Только представьте, какой ужас… У меня при одной этой мысли просто сердце кровью обливается… — Голос Генри пресекся. — Господи Иисусе Христе на небесах, сохрани и помилуй моего мальчика! — Мой кузен отвернулся и правой рукой закрыл лицо. В комнате раздались глухие рыдания. Он пытался их подавить, но безуспешно.
Стук в дверь заставил Генри замолчать.
— Одну минуту, Чарльз! — глухо крикнул он.
— Генри, — сказала я, — знайте: я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам. Я не буду отходить от Гертруды ни на шаг.