съездим вместе в медицинский центр Сетон. Вам не нужно будет оставаться там на ночь. С вами проведут короткое интервью и сделают несколько тестов, чтобы решить, что предпринять дальше. А там уж вам решать. Там работают специалисты, которые помогут вам лучше, чем я. Если вы захотите и дальше консультироваться у меня, я буду только рада. Мне нравится с вами работать, и я беспокоюсь за вас. Но вам необходимо поговорить с профессиональным врачом, а я, к сожалению, не врач.
Игрек терпеливо ждал, когда я закончу свою тираду. Он молча и, казалось, серьезно обдумывал мои слова. А потом вдруг встал и снова принялся расхаживать по кабинету, мгновенно перевоплотившись в «Игрека в образе актера». Будто я ничего и не говорила.
— А что, если… — начал он. — Что, если бы я сказал вам то, что никак не мог знать? Что, если я скажу что-то такое, что может быть известно только человеку, который умеет быть невидимым?
— Не знаю, что это может быть и что это может доказать.
— Скажите, вы в прошлом году читали Малькольма Гладуэлла?[28] — неожиданно спросил Игрек.
— Что?
— Вы читали книгу Малкольма Гладуэлла? Прошлой зимой. Попробуйте только сказать, что не читали.
— А какое это имеет значение?
— Значит, читали, верно? Читали. Так откуда мне это знать?
— И какую же его книгу я читала?
— Не помню. Первую, вторую или, может, третью. Я не различаю их по переплетам.
— Значит, то, что я читала одного из самых популярных писателей Америки, чьи книги продаются каждый год миллионами экземпляров, доказывает, что вы можете становиться невидимым?
— Ну, я бы мог привести и более подходящий пример. Но вы не так много читаете.
— То есть… вы хотите сказать, что следили за мной? Вы на это намекаете? Но ведь это преступление. Думайте, что говорите, Игрек! Смотрите не придумайте историю, которая создаст для нас новую проблему.
— Я потому и сказал только о книге Гладуэлла, — заметил Игрек. — Не хочу вас пугать. Если бы я сказал вам нечто более определенное — например, назвал бы вам цвет ковра в вашей гостиной, вы бы с ума сошли. А мне это не нужно.
— И какого же цвета ковер у меня в гостиной, Игрек?
Он молчал и даже, кажется, улыбнулся.
— Вы не говорите, какого цвета мой ковер, — сказала я, — вовсе не потому, что не хотите меня пугать. А потому, что вы этого не знаете. Либо вам кажется, что вы это знаете, либо вы знаете, что вам это неизвестно. Вот в чем ваша проблема — в неспособности отделить воображаемое от действительного. Именно в этом, а вовсе не в сознании своей вины в слежке за людьми и не в огромном нервном напряжении, которое вы испытываете, становясь невидимым. Ваша проблема в пропасти, разделяющей вас настоящего от вас, каким вы хотите быть. Но поймите, Игрек, все сталкиваются с этой проблемой, вы не единственный. Половина моих пациентов страдают от этого мучительного раздвоения личности. Ваш случай лишь немного серьезнее тех, с какими мне приходилось иметь дело. Вот почему нам нужно поехать в Сетон. Я хочу вам помочь, я ваш союзник, вы это понимаете?
Мне показалось, что я убедила Игрека. Он остановился посреди кабинета и выглядел расстроенным и подавленным. Я даже подумала, что он вот-вот заплачет. А потом он вдруг резко изменился. На печальном бледном лице промелькнуло упрямство, сменившееся затаенной радостью. Он улыбнулся и погладил себя по голому черепу — казалось, это абсолютно другой человек.
— О'кей, Вики-Вик. Вы победили, — весело сказал он.
Я обрадовалась: значит, он согласен поехать в Сетон! Но радость моя была преждевременна.
— На следующей неделе! Я приду к вам на следующей неделе. И через неделю все будет по-другому. Только не забудьте, о чем мы с вами говорили, обещаете? Хорошенько подумайте обо всем, что я вам сегодня говорил. Позднее вы все поймете. Предлагаю следующее: если через семь дней ваше мнение обо мне не изменится, я поеду с вами в медицинский центр. Даю слово. Но только если вы серьезно обдумаете наш сегодняшний разговор. Договорились?
Я ему не верила, но кивнула. А что еще мне оставалось делать?
— До свидания, Вики. Я восхищен вашим скептицизмом. Что бы ни случилось, не теряйте его.
С этими словами Игрек ушел. Весь день я злилась на себя за то, что позволила ему обращаться со мной как с девчонкой. Я чувствовала себя с ним тревожно и неуверенно. Мне следовало бы догадаться, что произойдет, но я, конечно, не сообразила.
