Страна Рождества

— Точно не знаю. Думаю, кто-нибудь его с-с-съел, — сказала Мэгги. — Надеюсь, он с-с-составил кому-то хорошую трапезу. Никто не долж-ж-жен голодать.

На полу валялись шприцы и резиновые трубки. Вик постаралась не наступить на какую-нибудь иголку, пока шла к дивану и опускалась на него.

— Это не м-м-м-мое, — сказала Мэгги, кивая на шприцы, и прошла к метле, стоявшей в углу, где когда-то была вешалка для шляп. Метла теперь сама раздвоилась вверху, как вешалка для шляп, и на ней висела грязная старая федора Мэгги. — Я не кололась с-с-с-с прошлого года. С-с-с-слишком дорого. Не знаю, как каждый мог бы позволить себе улетать при такой экономике.

Мэгги водрузила шляпу на свои волосы цвета шербета с достоинством и заботой пьяного денди, готовящего качнуться из абсентного зальца в дождливую парижскую ночь. Взяла метлу и стала подметать пол. Шприцы стеклянно постукивали по цементу.

— Могу перевязать тебе ногу и дать тебе окси, — сказала Мэгги.

— Окси?

— Оксиконтин. Гораздо дешевле героина.

Она наклонилась к столу, нашла ключ, отперла нижний ящик. Запустила в него руку и вытащила оранжевый пузырек с таблетками, пачку сигарет и гниющий фиолетовый мешочек «Эрудита».

— Трезвость даже дешевле, чем оксиконтин, — сказала Вик. — Поверь мне.

— Я принимаю его только при необходимости, — сказала Мэгги, пожав плечами. Сунув сигарету в уголок рта, она зажгла спичку о ноготь большого пальца: хороший трюк.

— При какой необходимости?

— Это обезболивающее. Я принимаю его, чтобы избавиться от боли. — Она втянула дым, положила спички. — Вот и все. Что с тобой случилось, Вх-В-В-Вик?

Вик откинулась на диване, положив голову на подлокотник. Она не могла полностью ни согнуть левое колено, ни разогнуть его, едва могла им двигать. Она едва могла смотреть на него: оно было в два раза толще другого колена, являя собой багрово-коричневую карту синяков.

Она начала рассказывать о последних двух дней, стараясь не упустить ничего, что могла вспомнить, перескакивая с одного на другое, предоставляя объяснения, которые казались более запутанными, нежели то, что должны были объяснять. Мэгги не перебивала и ничего не просила растолковывать. Фонтан бил полминуты, потом иссяк. Вик издала резкий, болезненный вздох, когда Мэгги приложила ей к левому колену холодную влажную тряпку и стала осторожно ее там придерживать.

Мэгги открыла пузырек с лекарством и вытряхнула пару маленьких белых таблеток. Ароматный синий дымок струился с кончика ее сигареты, драпируя ее, как призрачный шарф.

— Я не могу это принимать, — сказала Вик.

— Очень даже м-м-можешь. Тебе не п-придется глотать их всухую. У меня есть лимонад. Он немного теплый, но очень вкусный!

— Нет, я имею в виду, они меня усыпят. Я и так слишком долго спала.

— На бетонном п-п-п-полу? После того как тебя отравили газом? Это не с-сх-сон. — Она дала Вик таблетку оксиконтина. — Это беспамятство.

— Может, после того, как мы поговорим.

— Если я пп-пп-попробую помочь тебе вв-вв-выяснить все, что ты хочешь узнать, обещаешь не уезж-зж-зжать, пока не отдохнешь?

Вик нашла руку другой женщины и сжала ее.

— Обещаю.

Мэгги улыбнулась и похлопала Вик по костяшкам пальцев, но Вик ее не отпускала. Она сказала:

— Спасибо, Мэгги. За все. За то, что пыталась меня предупредить. За то, что помогаешь мне. Все отдала бы, лишь бы не вести себя так, как вела, когда увидела тебя в Хэверхилле. Я тебя испугалась. Это не оправдание. Здесь нет оправданий. Я очень многое хотела бы переиначить. Ты и представить себе не можешь. Увы, нет ничего такого, что я могла бы сделать, чтобы показать тебе, как мне жаль. Ничего такого, что я могла бы дать тебе, помимо слов.

У Мэгги осветилось все лицо, словно у ребенка, следящего за воздушным змеем, который поднимается в синее-синее небо.

— У, черт, В-В-В-Вик. Ты з-з-з-заставляешь мх-м-меня плакать! Что в целом мире лучше, чем с-с-слова? К тому же ты уж-ж-же что-то делаешь, — сказала Мэгги. — Ты з-з-з-здесь. Так хорошо, когда есть с кем поговорить! Хотя это не так