Когда он в следующий раз открыл глаза, то прижимался лицом к рулю, машина работала на холостом ходу и было так много света, что от него резало глаза.
Он прищурился на ярко-синий размытый мир. Никогда голова по ночам не болела у него так сильно, как сейчас. Боль в черепе была настолько невыносима, что он опасался, как бы его не вырвало. Это было где-то позади глаз,
Он поморгал, смахивая слезы, и мир стал четче, начал собираться в фокус.
Через боковое окно водителя на него смотрел какой-то толстяк в камуфляже и противогазе, вглядываясь внутрь через кровавые отпечатки ладоней, размазанные по стеклу. Противогаз был старинный, времен Второй мировой войны или около того, горчично- зеленый.
— Ты кто такой, черт возьми? — спросил Натан.
Толстяк, казалось, колыхался вверх-вниз. Натан не видел лица этого типа, но подумал, что тот подпрыгивает на цыпочках от возбуждения.
Кнопка блокировки на двери со стороны водителя взлетела вверх с громким стальным щелчком.
В одной руке у толстяка был какой-то цилиндр, похожий на аэрозольный баллон. На боку значилось «Имбирный освежитель воздуха», и там же помещалась старомодная картинка, изображавшая веселую мамашу, вынимавшую из духовки противень с пряничными человечками.
— Где я? — спросил Натан Деметр. — Что это за место, черт возьми?
Человек в Противогазе повернул защелку и открыл дверцу в благоухающее весеннее утро.
— Это там, где тебе выходить, — сказал он.
Хикс всегда фотографировался с интересными людьми, когда они умирали.
Например, с одной местной телеведущей, миловидной тридцатидвухлетней женщиной с великолепными белыми волосами и голубыми глазами, которая перепила и захлебнулась собственной блевотиной. Хикс пробрался в морг в час дня, вытащил ее из ящика и усадил. Обхватив ее рукой, он пригнулся к ее соску, в то же время вытянув другую руку с сотовым телефоном, чтобы сделать снимок. Но на самом деле он ее не лизал. Это было бы чересчур.
Имелся также снимок с рок-звездой — во всяком случае, с малой рок-звездой. Он играл в той группе, у которой был хит из фильма со Сталлоне. Рок-музыкант скончался от рака, и, мертвый, он, со своими перистыми каштановыми волосами, длинными ресницами и широкими, в чем-то женскими губами, походил на иссохшую старуху. Хикс вынул его из ящика, согнул ему пальцы в виде рогов дьявола, потом наклонился, чтобы попасть в кадр, выбросил рога сам и сфотографировал, как они подвисают вместе. У рок- звезды обвисли веки, из-за чего он казался сонным и надменным.
На этот раз подружка Хикса Саша сообщила ему, что в морге внизу находится знаменитый серийный убийца. Саша была медсестрой в отделении педиатрии, восемью этажами выше. Она любила его фотографии с известными мертвецами; она всегда была первой, кому он отправлял их по электронной почте. Саша считала Хикса весельчаком. Она говорила, что ему надо участвовать в «Дейли Шоу». Хикс тоже увлекался Сашей. У нее был ключ от аптечного шкафчика, и по субботам она утаскивала для них что-нибудь классное, немного окси[88] или кокса медицинского класса, а в перерывах они находили пустую родильную палату, где она выбиралась из своей свободной медсестринской пижамы и залезала на кресло со стременами.
Хикс об этом типе никогда не слыхал, так что Саша воспользовалась рабочим компьютером, чтобы скачать о нем репортаж. Полицейский снимок был довольно дурен — лысый парень с узким лицом и полным ртом острых кривых зубов. Глаза в запавших глазницах выглядели яркими, круглыми и глупыми. Подпись обозначала его как Чарльза Таланта Мэнкса, отправленного в федеральную тюрьму более десяти лет назад за то, что сжег какого-то жалкого ублюдка на глазах у доброй дюжины свидетелей.
— Никакой он не крупняк, — сказал Хикс. — Убил всего одного чувака.
— Гм…
— Нет.
— Типа, он их там
— Нет. — Он не понимал, какое отношение имел Санта-Клаус к типу вроде Мэнкса.
