помощником санитара.
Перед выходом из больницы меня отвели в здание администрации, где я предстал перед комендантом Барро – Сухим Кокосом.
– Папийон, – сказал он мне, – прежде чем вас отправят в лагерь, я хочу с вами немного поговорить. У вас здесь отличный приятель, мой главный бухгалтер Луи Дега. Он утверждает, что вы не заслуживаете той характеристики, которую мы получили из Франции. Он считает, что поскольку вы якобы невинно осужденный, то для вас вполне естественно постоянно бунтовать. Я вам скажу, что не вполне с ним согласен. Мне хотелось бы знать, в каком состоянии духа вы сейчас пребываете.
– Прежде, месье комендант, чем я отвечу вам, не могли бы вы мне сказать, что понаписано в моем деле?
– Посмотрите сами.
И он протянул мне желтую папку, в которой я прочитал примерно следующее:
«Анри Шарьер, он же Папийон, родился 16 ноября 1906 года в Ардеше. Приговорен за умышленное убийство к пожизненным каторжным работам судом присяжных департамента Сена. Опасен со всех точек зрения. Содержать под строгим наблюдением. Не использовать на привилегированных работах.
– С таким досье, дорогой Папийон, – сказал комендант, когда я вернул ему папку, – держать вас здесь на полном пансионе для нас будет слишком беспокойно. Хотите заключить со мной пакт?
– Почему бы нет? Все зависит от того какой.
– Я не сомневаюсь, что вы тот человек, который сделает все возможное, чтобы убежать с островов. Хотя это и очень трудно. Но, может быть, вам это даже удастся. Теперь посмотрим на это дело с моей стороны. Мне осталось управлять островами пять месяцев. Знаете ли вы, во что обходится один побег коменданту? Голый оклад – один год. Так сказать, полная потеря колониальной надбавки; задержка отпуска на шесть месяцев и сокращение его в три раза. А если в результате следствия будет установлено, что побег стал возможен из-за небрежного отношения коменданта к своей службе, то он теряет нашивку. Видите, как это серьезно. Но, если я несу свою службу честно, я не имею права запереть вас в камере или бросить в карцер только потому, что вы можете убежать. Разве что остается придумать и навесить на вас какое-нибудь преступление. А этого мне не хотелось бы. И я не сделаю этого. Поэтому я хотел бы, чтобы вы дали слово не пытаться бежать до моего отъезда. Пять месяцев.
– Комендант, даю вам честное слово, что не убегу до тех пор, пока вы здесь, но если это не продлится более шести месяцев.
– Я уезжаю даже раньше. Значит, вопрос решен.
– Хорошо. Спросите у Дега, он знает, что я умею держать слово.
– Я тоже так думаю.
– Но услуга за услугу. Мне надо еще кое-что.
– Что именно?
– Мне хотелось бы в течение пяти месяцев, пока я здесь, овладеть некоторыми ремеслами, которые мне могут понадобиться в будущем. И чтобы мне разрешили сменить остров, если потребуется.
– Договорились. Но все останется между нами.
– Да, месье комендант.
Послали за Дега, который убедил коменданта, что мое место не среди лиц с хорошим поведением, а среди крутых ребят в блоке для особо опасных преступников, где размещались все мои друзья. Меня экипировали по полной арестантской форме, да комендант от себя дал две пары новых белых штанов и три новые белые куртки. Все это барахло было конфисковано в пошивочной мастерской.
И вот я иду в лагерь, нагруженный шмотками с иголочки, на голове красуется соломенная шляпа. До центрального лагеря меня сопровождает один багор. Чтобы попасть из небольшого административного здания в лагерь, надо пересечь все плато. Проходим мимо больницы для надзирателей, расположенной с внешней стороны четырехметровой стены, которая окружает всю зону. Идем вдоль стены. Огибаем почти весь этот огромный четырехугольник и наконец оказываемся перед главными воротами.
