парень из Тулузы, небольшого роста, был вызван на поединок, разумеется на ножах, крепышом из Нима. Прозвище тулузца – Сардина, а верзилы из Нима – Баран. Баран, обнаженный по пояс, начал с места в карьер, поигрывая ножом:
– Либо ты платишь мне двадцать пять франков за каждую игру в покер, либо не играешь совсем.
Сардина ответил:
– Никто никогда и никому не платил за игру в покер. Почему ты ко мне пристал? Почему не вызываешь держателей стола, где играют по марсельским правилам?
– Это не твое дело. Или ты платишь, или не играешь. Или бьешься со мной.
– Нет, биться не стану.
– Что, сдрейфил?
– Да. Не хочу рисковать, чтобы меня порезал или убил такой хвастун, как ты, не совершивший ни одного побега. Я настроен бежать и здесь нахожусь не для того, чтобы убивать или быть убитым.
Все напряженно ждут, что произойдет дальше. Гранде говорит мне:
– Малыш – хороший парень, это видно. И он заряжен на побег. Жаль, что мы не можем ничего сказать.
Я открыл нож и положил под бедро. Я сидел на койке Гранде.
– Тогда, желторотик, либо плати, либо кончай играть. Отвечай! – Баран сделал шаг к Сардине.
И тогда я крикнул:
– Заткни свою глотку, Баран, и оставь парня в покое.
– Ты сдурел, Папийон? – вмешался Гранде.
Продолжая сидеть неподвижно и чувствуя под бедром рукоятку ножа, я сказал:
– Нет, я не сдурел, и послушайте все, что я хочу вам сказать. Баран, прежде чем драться с тобой, а я это сделаю, если ты будешь настаивать даже после того, что услышишь, позволь сказать тебе и всем остальным, что с тех пор, как я появился в этом блоке, где нас больше сотни и все из преступного мира, я, к стыду своему, обнаружил, что такое понятие, как «побег», самое прекрасное, самое стоящее, здесь не уважается. А ведь любого человека, доказавшего свое право называться беглецом, смело рисковавшего жизнью в побеге, следует уважать всем и каждому, независимо от других соображений. Кто-нибудь возражает? – (Тишина.) – У вас свои законы, пусть так. Но в них отсутствует одно очень важное правило, которое гласит: каждый обязан не только уважать беглеца, но и помогать ему и всячески поддерживать. Никто никого не заставляет бежать, и я вполне допускаю, что вы почти все смирились и решили доживать здесь. Но если у вас не хватает мужества изменить свою жизнь, то вы хоть имейте уважение к тем, кто все поставил на карту ради побега. И тех, кто забудет это правило, ожидают очень неприятные последствия. А теперь, Баран, если ты все же хочешь драться, давай!
И я выскочил на середину комнаты с ножом в руке. Баран бросил нож на пол и сказал:
– Ты прав, Папийон, я не хочу драться с тобой на ножах. Сойдемся в кулачном бою, чтоб ты не подумал, что я желторотик.
Я передал свой нож Гранде. Мы сцепились, как две бешеные собаки, и минут двадцать волтузили друг друга. Наконец удачным приемом – ударом головой – я решил спор в свою пользу. Вместе пошли в туалет, чтобы смыть кровь с лица. Баран мне так сказал:
– Верно, на этих островах превращаешься в скотину. Я уже пятнадцать лет здесь, но не истратил и тысячи франков, чтобы попытаться выбраться на материк. Стыдно.
Когда я вернулся в свой «шалаш», Гранде и Гальгани напустились на меня:
– Ты в своем уме? Так провоцировать и оскорблять всех?! Просто чудо, что никто не выскочил в проход с ножом и не пошел на тебя.
– Нет, друзья мои, ничего удивительного здесь нет. Люди из нашего мира реагируют нормально, если видят, что кто-то чертовски прав.
– Ну хорошо, – сказал Гальгани, – но впредь остерегайся играть с огнем.
Весь вечер ко мне подходили поговорить. Приближались как бы невзначай, заговаривали о разных пустяках, а уходя, заканчивали так: «Я согласен, Папи, со всем, что ты сказал». Этот случай упрочил мое положение.
С того дня мои товарищи стали смотреть на меня определенно другими глазами. Теперь у них не могло возникнуть никаких сомнений, к какому миру я принадлежу. Они поняли, что перед ними не тот человек, который со всем соглашается безусловно и без возражений. Я заметил, что, когда мне приходилось сидеть во главе игорного стола, споров возникало меньше и мое приказание немедленно исполнялось.
Держатель стола, или распорядитель игры, как говорилось выше, получает пять процентов с каждого выигрыша. Он сидит на
