– Француз, за тобой серьезное преступление – побег из тюрьмы Риоачи. Еще более тяжкое преступление – ты помог бежать Антонио, на совести которого жизнь нескольких пограничников береговой охраны. Его ждал расстрел. Тебя разыскивают французские власти. Ты приговорен к пожизненной каторге за убийство. Ты опасный убийца, и я не позволю тебе находиться в одной камере со своими дружками, а то ты снова постараешься удрать. Слишком большой риск. Тебя посадят в карцер до отбытия в Барранкилью. Если будет установлено, что деньги не украдены, мы их тебе вернем.
Меня выдворили из кабинета и отправили вниз по лестнице, которая вела в подземелье. Отсчитал более двадцати пяти ступенек. Едва освещенный, мрачный, сырой коридор. По обе стороны клетки для узников. Одна из них открыта, меня туда и втолкнули. Как только за полицейскими закрылась дверь, на меня пахнуло гнилью и затхлостью от скользкого и грязного земляного пола. Меня стали окликать со всех сторон. В каждой клетке сидели один, двое или трое узников.
– Frances, Frances! Que has hecho? Por que estas aqui? (Француз, что ты сделал? За что тебя?) Ты знаешь, что это камеры для смертников?
– Да заткнитесь. Пусть он скажет, – послышался голос.
– Да, я француз. Бежал из тюрьмы Риоачи.
Мою тарабарщину по-испански поняли хорошо.
– Послушай, француз. Надо тебе кое-что сказать. У задней стены камеры – доска. На ней можно лежать. Справа найдешь жестяную банку с водой. Не очень расходуй: дают только немного утром, а просить больше нельзя. Слева – параша. Накрой ее курткой, чтобы меньше воняло. Куртка тебе не нужна – и так жарко. Мы все тут накрываем параши своим тряпьем.
Я подошел к решетке, чтобы лучше разглядеть их лица. Удалось рассмотреть двоих в клетке напротив. Они стояли у решетки, просунув ноги в коридор. Один испанско-индейского происхождения, очень похож на тех полицейских, которые арестовали меня в Риоаче. Другой – довольно светлокожий негр, очень красивый юноша. Негр предупредил меня, что во время приливов в камере поднимается вода. Но мне не следует опасаться: выше пояса вода не доходит. Я не должен ловить крыс, которые могут на меня забраться, – их надо бить наотмашь. Ловить их нельзя – могут укусить. Я спросил:
– Сколько времени вы в этой дыре?
– Два месяца.
– А сколько другие?
– Держат не более трех. Если оставят дольше, значит здесь и сдохнешь.
– А кто здесь сидит дольше всех? И сколько уже сидит?
– Восемь месяцев. Он долго не протянет. Сейчас он может подняться только на колени. Ноги не держат. Посильнее прилив – и он утонет.
– В вашей стране живут дикари.
– А я и не спорю. Твоя страна цивилизованна не больше, чем наша, если дают пожизненное заключение. Здесь, в Колумбии, либо двадцать лет, либо смерть. Больше не дают.
– Согласен. Везде одно и то же.
– Многих угробил?
– Нет. Только одного.
– Быть не может. За одного – и пожизненная каторга?
– Правду говорю.
– Ну, значит, твоя страна такая же дикая, как и моя, не так ли?
– Не будем касаться стран. Ты прав. Полиция везде дерьмовая. За что посадили?
– Убил человека вместе с его сыном и женой.
– За что?
– Они скормили свиньям моего маленького брата.
– Боже, как это? Какой ужас!
– Брат, пятилетний несмышленыш, каждый день бросался камешками в их сына. Несколько раз угодил тому в башку.
– И все-таки это не повод.
– Я тоже так подумал.
– А как ты узнал?
– Брат пропал, и его не было трое суток. Я стал искать и нашел его сандалию в навозной куче. А навоз выбрасывали из свинарника. Я разрыл кучу и обнаружил белый окровавленный носок. Сразу все понял. Женщина призналась перед смертью. Я им