даже не улыбнулся.
– При всем уважении, господин Пратт, – с каменным выражением лица произнес он, – с учетом сложившейся ситуации подобные высказывания не кажутся уместными…
Глава Пурпурной палаты враз опомнился, откашлялся и зло глянул на рыжего пройдоху.
– Тебя, Джек, только могила исправит, – нравоучительно выдал он и начал спускаться по винтовой лестнице вслед за толстяком.
Пратт с недоброй ухмылкой пожал плечами и цепко глянул на казначейского:
– Что вы можете сказать о пропавшем клерке?
– Ничего, – односложно ответил чиновник и объяснился: – Я служу в ревизионном департаменте и лично с ним знаком не был. Но, по отзывам коллег, он ничем особенным не отличался. По крайней мере никаких странностей за ним не замечали.
– Так оно обычно и бывает, – вздохнул Джек и указал мне на темный провал: – Прошу вас, отче…
Лестница оказалась не только узкой, но и на редкость крутой, спускаться по ней в одеянии экзорциста оказалось занятием не из простых. Да еще каблуки скользили на стертых ступенях, и приходилось постоянно держаться за канат.
Пару раз я едва не скатился вниз, но не скатился, и потому на каменный пол ступил преисполненный чувства собственного достоинства. В отличие от Ференца, который шумно отдувался и вытирал льняным платочком вспотевшее лицо.
Внизу оказалось многолюдно. Казначейская охрана, «серые сюртуки» и отмеченные пурпурными повязками подчиненные Готье настороженно переглядывались, явно прикидывая, кого из них высокое начальство назначит козлом отпущения, а вот шпики надзорной коллегии, напротив, азартно переминались с ноги на ногу, горя желанием поскорее доложить о предварительных результатах расследования. И только братья-экзорцисты своей бесстрастностью напоминали двух скучающих посреди огорода пугал.
Впрочем, невозмутимость их была чистой воды блефом; уж они-то как никто другой должны были осознавать масштабы разразившейся катастрофы. Я к происшествию никакого отношения не имел, и то по спине колючие мурашки забегали.
Сколько наконечников умыкнул чернокнижник? Две дюжины, три?
Бесов праздник! Да ими столько бед натворить можно, что просто волосы на загривке дыбом встают! Одно случайное прикосновение к проклятому клинку способно сжечь душу неподготовленного человека дотла, а чего сумеет добиться человек подготовленный, и вовсе подумать страшно…
– Святой отец! – окликнул меня немного отдышавшийся Ференц Ольтер. – Вы с нами?
Я сделал знак обождать и прошелся по караульному помещению, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Но – ничего. Ни малейшего присутствия Скверны здесь не чувствовалось.
Да и откуда? Отблески факелов поблескивали на часто-часто вбитых меж каменной кладки серебряных символах Изначального Света, и пусть те выполнены были не столь тщательно, как мой перстень официала, но в таких количествах от потустороннего воздействия защищали ничуть не хуже.
Я вернулся к следственной группе, и старший дознаватель попросил ревизора:
– Начинайте, пожалуй.
Чиновник казначейства откашлялся и указал на следующую дверь:
– Все случилось там…
– По порядку, пожалуйста! – перебил его Ференц.
– Инцидент произошел во время смены караула, – собравшись с мыслями, поведал ревизор. – В соответствии с регламентом наш сотрудник в сопровождении одного из охранников отправился проверить сохранность печатей и через какое-то время…
Тут он сбился и принялся теребить в руках снятые перчатки, но на помощь ему пришел Готье.
– Через четверть часа моему человеку показалось странным столь долгое отсутствие коллег, – пояснил глава Пурпурной палаты, – и он отправился выяснить причину их задержки.
– Он осознавал, что нарушает устав караульной службы? – прищурился Джек Пратт.
Карл Готье поджал губы и надменно заявил:
– Его объяснения приложены к протоколам дознания.
– А просто заглянуть внутрь он не мог? – удивился Ференц Ольтер.
– Сейчас вы сами все увидите, – вздохнул ревизор и повернулся ко мне: – Вы закончили, святой отец?
Я утвердительно кивнул, и тень от моей шляпы заметалась по каменной кладке, будто призрачное порождение Бездны. Чиновник явственно вздрогнул, но сразу взял себя в руки и, навалившись всем весом, распахнул массивную дверь.
А за ней не хранилище, за ней – уходящий во тьму коридор!
