Один раз Марк Бонифаций Тарнье застал меня врасплох; второй раз подставляться я не собирался. У меня был план.
Однажды в Леме брат-экзекутор своей молитвой едва не вышиб из меня дух, и тогда я, словно гарпун, швырнул в него беса, а когда порождение Пустоты угодило в цель, обратным рывком выдрал его вместе с душой монаха. Сработало с экзекутором, сработает и с экзорцистом.
Только бы дождаться полудня…
Понемногу онемение распространилось с кончиков пальцев на всю кисть, но тут по улице прокатился отголосок колокольного звона, и дрогнувший в кулаке нечистый враз перестал сопротивляться.
Раз!
Я дал отмашку, и рабы Густава беспорядочной толпой рванули через дорогу.
Два!
Первый язычник скинул с плеча увесистую кувалду и со всего маху шибанул ею по ржавому замку калитки. Та с жутким грохотом распахнулась, и под третий удар отбивавшего полдень колокола я ворвался во двор склада. В тени пакгауза замер бесноватый, но он даже дернуться не успел: колокольный звон сбил с толку порождение Бездны, и то на какое-то время просто выпало из окружающей действительности.
Я в один миг оказался рядом и хлопнул его по лбу:
– Изыди!
Урод с зашитыми глазами и ртом рухнул навзничь, шибанулся спиной о верхнюю ступеньку крыльца и скатился на землю. Готов.
Четыре!
Я перескочил через безжизненное тело, толчком распахнул незапертую дверь и очутился в темном коридоре. Пятый удар колокола проник сюда через узенькие окошки под потолком лишь приглушенным отголоском, и потому прятавшиеся внутри от палящих лучей солнца бесноватые среагировали на мое появление без промедлений и заминок.
Они споро перегородили проход – шесть! – и всем скопом кинулись в атаку, но я вскинул левую руку и толкнулся им навстречу собственной скверной. Обычный человек не почувствовал бы ровным счетом ничего, а одержимых разметало в разные стороны, и они сломанными куклами распластались на грязном полу.
Семь!
На ходу разминая онемевшие пальцы, я побежал по коридору и сразу уткнулся в тупик с уходящей на второй этаж лестницей.
Туда? Туда!
Восемь!
Между этажами на меня накинулся очередной слепец; я легко увернулся и спихнул его прямиком к бежавшим следом пахартцам. Тяжелые тесаки с чавканьем врубились в живую плоть, и сразу легкой дрожью в затылке отозвался девятый удар.
Я взлетел по лестнице и с разбегу толкнулся в дверь. Толкнулся – и отлетел обратно.
Заперто!
Звякнули десятым ударом пыльные оконца лестничной клетки; я подался назад для нового рывка, но тут подоспел раб с кувалдой. Он двумя мощными ударами выломал запиравший дверь изнутри засов и отступил вбок, освобождая проход.
Одиннадцать!
Я заскочил в комнату и, хоть с начала штурма не прошло и минуты, Марка Бонифация Тарнье врасплох не застал.
– Какая неожиданная встреча! – рассмеялся тот, кочергой вороша в открытой печурке бумажный пепел.
– Сволочь! – выругался я и под гул двенадцатого удара швырнул в экзорциста своего беса.
Полыхнуло так, что на миг ослепило глаза!
Туманной тенью мелькнувший через комнату нечистый вспыхнул нестерпимым сиянием и в мгновение ока сгорел без следа, а жгут Скверны впустую рассыпался искрами призрачного огня.
– Чтоб тебя разорвало! – невольно вырвалось у меня.
– А чего ты ждал? – недобро усмехнулся в ответ Марк. – Я экзорцист, не забыл?
Отвечать ему я не стал. Выхватил нож, отшвырнул в сторону перегородивший дорогу стол и бросился на экзорциста, но меня тотчас пронзила столь лютая боль, что от падения удалось удержаться, лишь опершись на спинку случайно подвернувшегося под руку стула.
– Слабак! – презрительно рассмеялся Марк и отвлекся на ворвавшихся в комнату рабов.
