— Просто новость.
Ирэн присела рядом и взяла его за руку.
— По всему, новость неплохая, — заметил Камиль.
— Надеюсь.
— Не уверена?
— Не совсем. Я бы предпочла, чтобы эта новость пришлась на день, когда ты не так занят.
— Нет, я просто немного устал, — запротестовал Камиль, гладя ее руку в качестве извинения. — Мне надо выспаться.
— Хорошая новость — что сама я не устала и с удовольствием прилягу с тобой.
Камиль улыбнулся. Прошедший день был отмечен поножовщинами, тяжелыми задержаниями, воплями в кабинетах комиссариата, то есть всеми язвами мира, причем разверстыми.
Но Ирэн обладала даром все изменять. Она умела внушить спокойствие и уверенность, отвлечь и заставить думать о другом. Заговорила о студии, о фильме, над которым работала («такая фигня, представить себе не можешь»). Разговор, домашнее тепло — и накопившаяся за день усталость отступила. Камиль почувствовал, что его охватывает блаженный покой, граничащий с оцепенением. Он больше не слушал. Ему хватало звуков ее голоса. Голоса Ирэн.
— Ладно, — сказала она. — Пошли за стол.
Она уже собиралась подняться, когда у нее мелькнула какая-то мысль:
— Погоди, пока у меня из головы не вылетело, две вещи. Нет, три.
— Давай, — сказал Камиль, приканчивая свой стакан.
— Тринадцатого ужинаем у Франсуазы. Идет?
— Идет, — решил Камиль после короткого раздумья.
— Хорошо. Второе. Мне надо вечером подбить наш бюджет, так что дай мне прямо сейчас все свои счета по кредитке.
Камиль сполз с дивана, достал бумажник из портфеля, порылся в нем и вытащил пачку мятых чеков.
— Не занимайся ты сегодня никакими подсчетами, — добавил он, выкладывая пачку на низкий столик. — День и так был тяжелый.
— Ну конечно, — бросила Ирэн, направляясь к кухне. — Садись-ка за стол.
— Ты же сказала «три вещи»?
Ирэн остановилась, повернулась, сделала вид, что пытается припомнить.
— А, ну да… «Папа» — как тебе это понравится?
Ирэн стояла у двери в кухню. Камиль тупо уставился на нее. Его взгляд непроизвольно спустился на ее живот, пока еще совершенно плоский, потом поплыл вверх, на лицо. Он увидел ее смеющиеся глаза. Идея родить ребенка была предметом их долгих препирательств. Настоящее разногласие. Сначала Камиль умышленно тянул время, откладывая разговор на потом, но Ирэн выбрала тактику настойчивого давления. Камиль с осторожностью попытался разыграть карту плохой наследственности, Ирэн обошла это препятствие, представив всесторонний анализ. Камиль вытащил козырь: отказ. Ирэн достала свой: мне уже тридцать. Крыть было нечем. А теперь дело сделано. И тогда он во второй раз задал себе вопрос, красива ли Ирэн. Ответ был «да». У него возникло странное чувство, что он больше никогда этот вопрос себе не задаст. И впервые с доисторических времен он почувствовал, как на глаза набегают слезы, — истинная боль счастья, как если бы в тебе взорвалась сама жизнь.
21
И вот он в постели, а рука его тяжело покоится на ее наполненном животе. Под ладонью он почувствовал толчок, сильный и глухой. Совершенно проснувшись, не двигая ни одним мускулом, он стал ждать. Ирэн во сне что-то тихонько проворчала. Прошла минута-другая. Терпеливый, как кошка, Камиль ждал, и последовал второй толчок, прямо у него под рукой, но нечто совсем иное, вроде мягкого перекатывания, как ласка. Так всегда и бывало. Он не мог придумать никакого иного слова, кроме глуповато-счастливого «там движется», словно и в его жизни, в самой сути ее все пришло в движение. Там была жизнь. И все же на краткое мгновение перед ним, как наложенная картинка, возникло видение головы девушки, прибитой к стене. Он отогнал его и постарался сосредоточиться на животе Ирэн, в котором заключалось все счастье мира, но зло уже свершилось.
Действительность прогнала и сон, и мечты, перед глазами поплыли картинки, сначала медленно. Ребенок, живот Ирэн, потом
