задержался на этой странной мысли. Мальваль хотел женщин. И имел их. Всегда недостаточно. Казалось, им управляет его собственный половой инстинкт. Все в нем дышало желанием обаять, покорить. Не то чтобы он вечно хотел большего, тут же подумал Камиль, просто всегда находилась еще одна, которую нужно желать. В сущности, Мальваль не любил женщин, он бегал за юбками. У него всегда все было под рукой, чтобы устремиться по первому попавшемуся следу: в полевой форме и боевой готовности, нацелен на результат, всегда готов, ничем не обременен. Он был сторонником готового платья. Любовные истории Луи, как и его одежда, кроились по мерке. Сегодня, в первый солнечный день, на Луи был прекрасный светлый костюм, отличная светло-голубая рубашка, клубный галстук, что же до ботинок… высший класс… «Люкс», — подумал Камиль. Зато о его сексуальных пристрастиях Камиль знал не много. Другими словами, не знал вообще ничего.
Камиль задумался о том, какие отношения связывают этих двоих мужчин. Сердечные. Мальваль пришел на несколько недель позже Луи. Между ними установилось хорошее взаимопонимание. Вначале они даже несколько раз проводили вместе вечер. Камиль вспомнил об этом, потому что однажды наутро после совместной тусовки Мальваль заметил: «Луи всегда выглядит как на первом причастии, но он просто тихушник. Уж когда аристократ отрывается, то по полной». Луи не сказал ничего. Только откинул прядь со лба. Камиль уже не помнил, какой рукой.
Голос Мальваля отвлек Камиля от его сравнительных экзерсисов.
— Изображение человеческого генома, — говорил Мальваль, — использовалось кучей информационных агентств, издательств, дизайнерских бюро — короче, всюду, куда ни плюнь. Об искусственной коровьей шкуре и говорить нечего. Сейчас они уже не так в моде, но в свое время расходились как горячие пирожки. Найти, откуда взялась эта… Манера обклеивать ванную черно-белыми обоями сравнительно недавняя, но на данный момент нет никакой возможности определить их происхождение. Нужно будет связаться с производителями обоев…
— Перспектива не слишком обнадеживающая, — позволил себе высказаться Луи.
— Да уж… Что до проигрывателя, их продают миллионами экземпляров. Серийные номера стерты. Я передал все в лабораторию, но там думают, что поработали кислотой. Для ясности, шансов мало.
Мальваль глянул на Армана, передавая ему слово.
— У меня тоже ничего такого нет…
— Спасибо, Арман, — прервал его Камиль. — Мы очень ценим твой вклад. Весьма конструктивно. Ты нам очень помог.
— Но, Камиль… — начал Арман, краснея.
— Да шучу я, Арман, шучу!
Они были знакомы больше пятнадцати лет, карьеру начинали вместе, а потому всегда были на «ты». Арман был товарищем, Мальваль скорее блудным сыном, а Луи кем-то вроде дофина. «А кто для них я?» — иногда спрашивал себя Камиль.
Арман покраснел. Его руки начинали дрожать от любого пустяка. Временами Камиль испытывал к нему приступ болезненной симпатии.
— Ну?.. У тебя тоже… ничего? — переспросил он, подбадривая Армана взглядом.
— Не совсем, — продолжил Арман, слегка успокоившись, — но негусто. Постельное белье обычное, такое продают повсюду. И подтяжки тоже. Зато японская кровать…
— Ну?.. — повторил Камиль.
— Такие называют «фотон».
— Может, футон…[10] — любезно предположил Луи.
Арман сверился со своими записями. Процедура заняла некоторое время, но в этом был весь Арман. Ничто не должно приниматься на веру, все должно быть тщательнейшим образом проверено. Картезианец.[11]
— Да, — сказал он наконец, поднимая голову и глядя на Луи с долей восхищения. — Именно так, футон!
— Ну и что, этот футон? — поторопил его Камиль.
— Так вот, их поставляют прямо из Японии.
— А… Из Японии. Знаешь, такое часто бывает, когда японские штучки поставляются прямо из Японии.
— Вообще-то, да, — проговорил Арман, — наверное, часто…
В комнате повисла тишина. Все знали Армана. Его основательность не имела себе подобных. Многоточие в его речи могло соответствовать двумстам часам работы.
— Объясни-ка, Арман.
— Такое бывает часто, вот только именно этот поступил с фабрики в Киото. Они производят в основном мебель, а из мебели делают, как правило, то, на чем сидят или лежат…