Софийской, выходя высокими арочными окнами прямо на громаду Александро-Невского кафедрального собора в центре Новособорной площади. Купец, а после коммерции советник, Полутов в двадцатом году с семеновцами в Маньчжурию подался, и пошло все его каменное и прочее недвижимое богатство, пятнадцать каменных и деревянных домов, в реквизицию. Вот и обосновались в самом здоровом из полутовских домов Минвнудел и управление областной милицией.
В приемной Сокол-Номоконова произошла неожиданная встреча.
За столом сидел Григорий Наумович Савво, который в восемнадцатом году служил столоначальником читинской гормилиции, — у него-то Иван в помощниках и ходил! И потом, год спустя, он же, Савво, принимал на работу Бойцова в земскую управу. Куда тоже из милиции при семеновцах перешел.
Иван, широко улыбаясь старому знакомому, отметил: еще большее сходство Григорий Наумович приобрел с Гоголем. Литографический портрет писателя Иван запомнил с детства — видел в книжке, когда читали с отцом про кузнеца Вакулу и черевички императрицы.
Однако бывший столоначальник больше смахивал на крайне исхудавшего классика русской литературы. Нездоровый румянец заливал впалые щеки Савво. Да и вряд ли автор «Вечеров на хуторе близ Диканьки» сподобился бы носить потертый английский военный френч и сатиновые черные нарукавники.
Савво, как и раньше, сдержан, немногословен, но встретил Ивана приветливо, пробежал глазами прошение, кивнул удовлетворенно:
— И правильно.
У Ивана было желание поговорить с Григорием Наумовичем, вспомнить старую службу, но тут в дверях соседней комнаты показался Сокол-Номоконов.
— Товарищ Бойцов! Приветствую. Проходи, проходи…
В служебном кабинете начальник областной милиции официален и строг. Важно принял из рук Бойцова прошение, сразу же углубился в чтение. Только минуты через три оторвался от бумаги, усмехнулся. Начальственным тоном, с расстановкой, резюмировал:
— Прошение твое, Иван Иванович, прочитал внимательно. Накатал, брат, ты изрядно, — Сокол-Номоконов покрутил густо исписанный с двух сторон лист. — Но подробность нам и требуется. Так, значит, при белочехах и семеновском отребье служба не с руки оказалась? Но нынче не белочехи и не атаман, так, Бойцов?
Глаза большого милицейского начальника, увеличенные толстыми стеклами очков, казалось, сверлили Ивана насквозь.
Иван кивнул.
— Что с милицейским делом знаком, это — ой, как кстати, — продолжил Василий Михайлович. — Работы — край непочатый! Но вот, брат, оказывается, что у милицейского начальника служба-то больше бумажная — сам видишь, в ворохе бумаг тону! И не знаю, прям, что делать, паря! Охо-хо… По бумажной части особенно зашиваюсь…
Сокол-Номоконов сокрушенно оглядел свой огромный стол.
— Так что… Думаю взять тебя к себе в помощники. Грамотных у нас негусто, а тебя Савво как раз таким и характеризовывает, к правильному оформлению канцелярских дел склонным. Ну, как, паря, справишься? Давай, Бойцов, не боги горшки обжигают! Посему такую резолюцию на твое прошение налагаю…
Обмакнув перо толстой костяной ручки в ампирную латунную чернильницу, вывел на прошении Бойцова зелеными чернилами в верхнем левом углу наискосок: «Назначить помощником начальника областной милиции, отдать в приказе с 15–1–21 г. Написать представление в Управление внутренними делами. 13–1–1921 г.»
И размашисто, не жалея места, подписался: «Сокол».
Выкрикнул громогласно, по-командному, Савво из приемной, передал завизированную бумагу:
— Возьми-ка, Григорий Наумович, сие прошение, оформи согласно резолюции, дабы сегодня у Герасима Ивановича наше представление на Бойцова оказалось без затяжки. Будет готово — заноси, подмахну!
Повернулся к Бойцову.
— А ты расскажи Григорию Наумовичу для бумаги нашей свои биографические подробности. Ну а завтра, милости прошу, к службе приступать. Товарищ Савво место тебе определит, насчет пайка и по обмундированию порешает. Что, дружок, не помешало бы это, а?
Негромко засмеялся, щурясь, протянул руку.
— Давай, Иван Иваныч, поработаем-послужим, паря!
