— Казаки! Казаки!
Колонна остановилась. Первые ряды непроизвольно попятились. И тут же храпящие кони врезались в сбившихся людей, над головами перегнувшихся через луки казаков взлетели нагайки.
«А-а-а!»
Первые ряды бросились назад, кто-то упал, закрывая руками голову, кто-то катился кубарем, уже ничего не видя и не соображая. Все перемешалось! Зина увидела, как один казак выхватил шашку и плашмя ударил бегущего седоголового мужчину. Тот рухнул на брусчатку.
— Митя! Митя! Да что же это такое?! — закричала Зина.
Дмитрий, молча и сильно схватив ее за руку, побежал от настигающих конных, потом резко дернул в какой-то проулок.
Тяжело дыша, они влетели в темное парадное обшарпанного доходного дома, привалились к грязной стене. Услышали, как, догоняя кого-то, по проулку пронеслись верховые, зычно гикая и страшно свистя.
— Митя, Митя! Да что же это, что? — только и повторяла Зина, плача и стуча кулачками Дмитрию в грудь.
А он стоял, опустив руки, смотрел, в полуоборот головы, на улицу через мутную дверную стекляшку и молчал, до крови закусив губу.
Спустя полчаса осторожно выглянули на улицу. Только тут Зина опомнилась, обнаружив свое нелепое одеяние. Оба смутились, и Дмитрий быстро повел ее через дворы домой. Прощались под той же, как раньше, густой и высокой акацией у дальних ворот, через которые во двор особняка запускали ломовые подводы с углем и прочим. В ажурного литья чугунных воротах была небольшая калиточка, через которую можно попасть к выходившему во двор черному ходу. В те давние свидания Зина этой калиточкой пользовалась.
— Ну, как, Зин, видела? Вот так они нашего брата!
— Но как же все это можно, Митя? Боже мой! Нельзя же, нельзя!..
— Кому нельзя, а кому очень даже запросто! Ну, ничего, отольются кошке… — Дмитрий не договорил, снова заиграл желваками, стиснув зубы до хруста.
Тут из-за угла, куда выходили парадные двери дома, показались быстро идущие к воротам нянька Феодора и дворник Артемыч. Молодых они еще не узрели, Зина их увидела первой и, вздрогнув, схватила Дмитрия за руку.
— Митя, кормилица! — прошептала, указывая глазами.
— Что? Кормилица? — переспросил Дмитрий, вертя головой. — А, ну да… Кормилица… А как же! Ищут потерю! Ну тогда — покедова! — Помолчал, уже делая шаг прочь, быстро спросил:
— Завтра, в семь вечера, у Золотых ворот. Придешь?
Она согласно махнула ему рукой, счастливо улыбаясь.
— Это кто был, рыбонька? — подозрительно спросила Феодора, щурясь и поднося сухонькую ладонь ко лбу, чтоб лучше вглядеться. — Куда ж ты, в такую круговерть, побежала, девонька?! А ежели б… Ох, не приведи Господи!
— Мабуть, паничка, догнать? — кивнул черной, как уголь, башкой Артемыч. — Приставал, холера?!
— Что вы, что вы! — замахала руками Зина. — Он меня из этой паники и вытащил, не выдумывай, Артемыч!
— Хто это такой? — не могла угомониться переволновавшаяся нянька.
— Один хороший человек, — тихо сказала Зина, глядя на удаляющуюся крепко скроенную фигуру.
— Ой, гляди, девонька, все оне хороши, хоть ищы, хоть не ищы! — сердито и в то же время участливо вздохнула старушка, но тут же свела брови. — Батюшка твой, Василий Николаевич, такого дрозда закатит, как прознается, — враз невеститься охота пройдет!
— Конечно, пушистенькая ты моя! — обняла няньку Зина. — Наябедничаешь и закатит!
— Ох, коза! — зажмурилась в улыбке довольная старушка.
Но дома долго ворчала, увидев, поначалу не бросившийся в глаза, уличный наряд Зины. Батюшке же, как всегда, ни словечка. И назавтра Зина отправилась на свидание.
С Митей они встречались все лето, как только позволяли Зине ее обязанности сиделки. Гуляли в городском саду, на набережной, конечно, не там, где можно было встретить знакомых. За своих Митя не переживал, но попадаться на глаза фланирующим парочкам важных господ, хорошо знакомых с отцом и матерью Зины, не хотелось обоим. Чаще сидели на отвесном берегу, у воды, или бродили тенистыми аллеями, круто заворачивающими к Аскольдовой могиле — самому романтическому месту в обширном парке. И говорили, говорили…
