Глава одиннадцатая
В первую субботу августа 1921 года, шестого числа, день отличался невыносимой духотой, все предвещало грозу — и спертый горячий воздух, колышущийся маревом, и заходящие с юго-востока, из «гнилого угла», с каждым часом все больше громоздящиеся друг на друга лиловые тучи. И полная остановка ветерка, набирающего силы, чтобы потом, перед мгновением грозового удара, вздыбить песок на улицах, рвануть до хруста тополиные ветки, сдернуть дранье с крыш и закрутить столб пыли посреди Сенной площади.
— Да, дождичек бы не помешал, пыль прибить, — высунулся в распахнутое окно дежурки розовощекий и гибкий, с большими карими глазами на круглом лице Федя Демчин, молодой, но уже отслуживший в армии паренек, работающий в милиции вторую неделю.
— Федор, хорош наслаждаться, карауль телефон, я на перрон пошел, с первой Читы «ученик» вышел, — окликнул его, препоручая заделье, старший милиционер Иван Богодухов, крепкий жилистый мужик лет сорока.
Вышел, сутулясь, а секундой позже влетел обратно с выпученными глазами.
— Федор! Где моя фуражка? Да быстро ты, черт, из окна вытрясайся! Ворот застегни, ремень, ремень, мать твою, поправь! Так… — Забегал руками по столу. — Где дежурный журнал? Ага, вот он! Порядок!
— Ты чо это, Ларионыч? — удивленно воскликнул Федя.
— Чо-чо! Хрен тебе через плечо! Начмилиции сюда…
И застыл на полуслове.
В раскрытые двери дежурки стремительной походкой вошел среднего роста крепыш лет за тридцать с небольшим, в белой летней фуражке и серой гимнастерке. Над щеточкой коротких усов смотрели пронзительные серо-стальные глаза.
— Как служба? Обстановка? Доклада не слышу! — обрушилось на милиционеров водопадом. — Кто старший? Вы? Если не ошибаюсь, Богодухов?
— Точно, гражданин начальник! Ну и память у вас! — приятно удивился старший милиционер. — А насчет обстановки, так все путем! Из происшествий имеется одно: задержали грабителя. Свистнул чемодан у одной гражданки, м-м, а, вот — Кривошеевой, — прочитал по журналу Богодухов. — И наутек, но Федя, то есть милиционер Демчин Федор, припустил за ним и у Читинки нагнал подлеца!
— Молодец! Благодарю за службу! — крепко пожал Федору руку Фоменко. — А потом злодею не навешали горячих?
— Помилуй, Богородица! — прижал руку к сердцу Богодухов. Вышло комично, все рассмеялись.
— Хорошо, что приказ министра исполняете добросовестно. Нам с гражданами обязательно надо быть вежливыми, работать без грубости. По нам, товарищи, люди обо всей власти судят. Да и по-человечески, чего прежним царским держимордам уподобляться? При народной власти милиция должна быть тоже народная, неразделимая с народом. Как думаете?
— Правильно! — горячо откликнулся Демчин. — И всех одной гребенкой не чесать!
— Но, завел опять граммофон! — недовольно буркнул Богодухов.
— А ну-ка, расскажите, о чем спор вышел? — заулыбался Фоменко.
Богодухов махнул рукой.
— Федор завсегда об ентом со мной спорит!
— А чего же не спорить, если все время людям одно гудишь: не положено, не положено! — загорячился Демчин. — А кому-то и объяснить надо!
— Чо оне, маленькие, ли чо ли? Прутся по путям и не понимают! На перроне грязь развозят! А ротозеев сколь! И чо им я должен размусоливать? Можа, еще и под ручку подхватить: не изволитя, барышня-мадама, променад через пути совершить!
Богодухов сопроводил тираду комичными телодвижениями, и дежурка снова грохнула.
— Размусоливать не надо, — просмеявшись, сказал Фоменко. — Но точно и правильно, со всей вежливостью человеку объяснить правила поведения на вокзале — это необходимо. Не все же знают, а из села приезжающие и вовсе тут теряются в толчее. Таким, наоборот, помощь нужна, ведь их-то и пасут преступники на вокзале. Разинул варежку крестьянин, — и нет мешка!..
— У-у! У! Пуф-пуф-пыф-ф!..
С западной стороны медленно, шипя и окутываясь паром, на первый путь от перрона вползал паровоз, таща за собой зеленые,
