Файеда и Каласади. Я достаточно долго мстил за мать и Уильяма, но оказалось — есть еще два человека, которые едва не лишили меня всей моей семьи: дяди, бабушки, деда. Более того, математик раскрыл мой секрет и хладнокровно предпочел отнять их у меня прежде, чем они узнали о моем прибытии. Он предпочел отравить разом всех родственников моей матери и посмотреть, как я умру, приняв на себя чужую вину. И в этом не было злобного коварства — чистый расчет, я пригодился, чтобы сбалансировать это уравнение. Оставить все так, как есть, было бы неправильно.
Роберт попытался отговорить меня от мести.
— В свое время Ибн Файед придет сюда и растратит здесь все свои силы. Это будет для него возмездием. — Но у меня возник план незамедлительных действий. Месть — легкий путь, хотя часто кажется крайне сложным.
Наконец я покинул своих родственников, загорелый, ставший еще выше ростом, с большим запасом провизии, нагруженный подарками. Моя седельная сумка раздулась соблазнительно для любого бродяги или головореза. При себе я хранил то, что было особенно значимо для меня. Медную шкатулку с узором в виде терновой ветки, кольцо Зодчих и оружие, которое убило Фекслера Брюза эффективнее, чем девятьсот предыдущих лет, твердая и тяжелая глыба, прикрепленная ремнями к плечу.
Я всегда расценивал «нет» скорее как вызов, нежели ответ.
Но самым ценным из моих сокровищ было предупреждение, если хотите — мантра: «Не открывай эту коробку. Откроешь, и моя работа насмарку. Откроешь, и тебе конец».
Никогда не открывать шкатулку.
Ты не заметишь, как брат Грумлоу всаживает в тебя нож, просто, когда будешь падать, увидишь печаль в его глазах.
45
ДЕНЬ СВАДЬБЫ
Удар каменной глыбы о стену заглушил мои слова. Щит, висевший на крюке, с грохотом упал на каменные плиты, подняв облако пыли.
— Ворота не выдержат, — говорил я.
— Тогда мы будем драться с ними во внутреннем дворе, — заявил сэр Хебброн.
Я не стал напоминать ему: когда четыре года назад он сдался мне в этом самом дворе, у меня за спиной были только Гог и Горгот, а сейчас в наши ворота ломились четырнадцать тысяч солдат принца Стрелы.
Если бы Коддин был здесь, он бы первым заговорил о сдаче. Но не из страха, а из сострадания.
Когда нас бы вынудили отступить в цитадель, он, вероятнее всего, вызвался бы вести переговоры, и одним из условий обязательно стало бы — сохранить жизнь простым людям, которые укрылись за стенами замка.
Но Коддина не было здесь.
Мертвый ребенок наблюдал за мной из тени в углу, с каждый годом он становился старше и печальнее. Я мельком бросил на него взгляд, показалось, что он что-то говорит, но когда я посмотрел на него, он молчал, плотно сжав синие губы.
Кто осмелится надеяться на победу, если его смерть наблюдает за ним из мало-мальски густой тени? Это был не чей-то, а мой призрак, не подлые шутки Челлы, не посланец Мертвого Короля, а молчаливое и печальное напоминание о преступлении, которое даже шкатулка Лунтара не могла сохранить в полной тайне.
Маленькая шкатулка Лунтара ничего не способна хранить в полной тайне.
Новый удар, и я отвел взгляд от тени, в которой прятался призрак, избавляясь от видения.
Рыцари и капитаны смотрели на меня, свет, струившийся из высоких окон, искрами рассыпался по их доспехам. Эти мужчины были рождены для войны. Я попытался определить, скольких из них мне придется принести в жертву, чтобы остановить принца Стрелы, нанеся его армии достаточно ощутимую рану.
Невольно напрашивался ответ, что всех.
— Мы будем драться с ними во внутреннем дворе, у каждой двери, на каждой ступени, на каждом шагу на пути к этому залу. — Порез, который я сделал на щеке, пульсировал и отзывался болью на каждое мое слово. Я провел пальцем по черной полоске запекшейся крови.
