— Красивый меч, — сказал принц. — Покажи мне его.
Рукоятку меча я обмотал куском старой кожи, а сверху измазал грязью. Ножны были старше меня и от времени вытерлись до блеска. Какими бы достоинствами ни обладал меч моего дяди, красивым его трудно было назвать. Но прежде, чем я обнажил меч, мелькнула мысль метнуть в принца кинжал. Породистый блондин, возможно, даже не успеет ничего заметить, как кинжал вонзится ему между глаз. Возможно, у него есть родной брат, который будет счастлив стать новым принцем Стрелы и в будущем окажет мне ответную услугу. Картина предстала у меня перед глазами: красивое лицо принца, рассеченное кинжалом, и мы удираем вниз по склону. Но к чему иллюзии? Нужна реальность. И поэтому я спрятал кинжал и достал из ножен дядин меч. Сталь Зодчих засверкала, ловя солнечный свет. Меч был фамильной ценностью графа Ренара.
— Ну что ж, — сказал принц Оррин, — меч у тебя, парень, необычный, такие редко встречаются. У кого ты его украл?
Весенний ветер налетел порывом студеного холода, и по телу пробежала дрожь, не спас даже жар, исходивший от прилипшего к моей спине Гога.
— Интересно мне знать, зачем принц Стрелы пожаловал в Высокогорье Ренара всего лишь с пятьюдесятью рыцарями? — Я спешился. Глаза принца округлились, когда он увидел в седле Гога, голого по пояс и полосатого, как тигр. Я вспрыгнул на валун — они в избытке лежали у тропы, — всем своим видом демонстрируя, что бежать никуда не собираюсь.
— Возможно, юному бродяге с ворованным мечом вовсе не надо этим интересоваться, — сказал принц, сохраняя спокойствие, которое меня безумно раздражало.
Я не мог предъявить ему счет за «ворованный», а вот на «юного» обидеться мог.
— В этих краях четырнадцать лет — возраст мужчины, и мечом я владею лучше его прежних хозяев.
Принц рассмеялся тихо и непринужденно. Если он изучал искусство приводить в ярость, то овладел им превосходно. Гордость, а порой и нехватка физической силы были моими слабыми местами.
— В таком случае прошу прощения, юный мужчина. — Даже сквозь забрало было видно, как нахмурился его телохранитель. — Я осматриваю земли и города, которыми буду править как император, знакомлюсь с людьми, общаюсь с дворянством… с королями — все они будут служить мне, когда я взойду на императорский трон. Я заручусь их поддержкой не с помощью огня и меча, а мудростью, разумным словом и любезностью.
Может быть, речь его и прозвучала помпезно, но нужно признать, он был мастером слова. Берегитесь, братья, слушать его. Это магия особого свойства. Более тонкая по сравнению с хитроумными ловушками Сейджеса, даже этот языческий колдун с его способностью напускать морок мог бы позавидовать такому дару внушения. Теперь я понял, почему принц снял шлем. Его магия заключалась не только в словах, но и в его глазах, в его честной и доверительной манере говорить. Слушая его, любой мог поверить, что такой человек достоин дружбы и расположения.
У принца был талант, которого нужно было опасаться, возможно, даже больше силы Кориона, который управлял моим дядей, стоя у него за троном, а меня заставлял носиться сломя голову по всей империи.
Собака села и облизнула слюнявую пасть, достаточно большую, чтобы проглотить новорожденного ягненка.
— А почему они станут слушать вас, принц Стрелы? — спросил я. В моем голосе слышалось раздражение, и мне это не понравилось.
— Война Ста должна закончиться, — сказал принц. — И она закончится. Но сколько еще крови нужно пролить, чтобы воцарился мир? И пусть идет борьба за трон, пусть дворянство владеет замками, правит своими землями, собирает подати, копит золото. Все будет неизменно, только война закончится.
И снова я почувствовал на себе его магию. Я ему верил. Даже без его слов я знал, что он действительно ищет мира и что он будет править справедливо, твердой рукой. Он станет радеть о благоденствии народа, позволит крестьянам возделывать землю, купцам — торговать, ученым — разгадывать тайны природы.
— Если бы вам предложили императорский трон, — спросил принц, пристально глядя на меня, — вы бы его приняли?
— Да.
Хотя я предпочел бы взять его без предложений.
— Почему? — не унимался принц. — Зачем вам трон?
Этот принц-сказочник со светлыми спокойными глазами высветил самые темные уголки моей души. Я жаждал победы. И трон был лишь символом этой победы. А выиграть я хотел из противодействия тем, кто утверждал, что я не смогу. Я жаждал схватки, потому что ярость схватки кипела в моей крови. И на тех, кто в меня не верил, я ставил меньше, чем на кучу навоза, в которой мы обваляли Макина.
— Потому что он мой. — Иного ответа я не нашел.
