сжал.
Я нахмурился. Существовала грань, за которой я его не понимал, хотя очень хотел, и меня это злило.
— Говори мне. — Я развернул его за плечи так, чтобы он наконец-то посмотрел на меня.
— Огонь просто есть, он один, — повторил Гог. Его глаза, как всегда, были совершенно черными, но в его взгляде появилось что-то горячее, от чего становилось не по себе, как будто он мог зажечь тебя, как пропитанный маслом фитиль.
— Огонь один, — повторил я, — а что же это… — я махнул рукой в сторону горевших ламп. — Окна, сквозь которые мы на него смотрим?
— Да. — Гог сердито вздохнул и попытался вывернуться, чтобы увлечься новой игрой.
В моей голове хранилось воспоминание о коврике. Коврике со складкой. Воспоминание из тех дней, что были более спокойными и счастливыми. Из тех дней, когда я спал в мире, который не трясло, который не горел в огне; спал в комнате, куда моя мама приходила пожелать мне спокойной ночи. Коврик со складкой, которую служанка расправляла ногой. Она ее расправляла, а складка вскоре снова собиралась. И всегда это была только одна складка. Потому что в коврике был только один излом.
— Ты можешь взять огонь из одного места и перенести в другое, — сказал я.
Гог кивнул.
— Потому что огонь один, а мы видим его по частям, — сказал я. — Ты сжимаешь его в одном месте и расширяешь в другом.
Гог кивнул и попытался убежать.
— Ты делаешь только это и больше ничего, — сказал я.
Гог не ответил, словно ответ и без того был слишком очевиден. Я отпустил его, и он нырнул под ближайший стол играть с рыжей собакой.
— Тролли? — спросил Аларик тоном человека, едва сдерживающего свое нетерпение.
— Да, мы встретили парочку. Горгот разговаривал с ними. Кажется, он им понравился, — ответил я.
Аларик ждал. Хорошая тактика. Ты молчишь, а окружающие чувствуют себя обязанными говорить, даже если им хочется сохранить что-то в тайне. Хорошая тактика, я знал это — и потому хранил молчание.
— Герцог Маладона знает о троллях, — доложил Горгот. Дейнцы выразили крайнее удивление, словно они были уверены: Горгот не умеет разговаривать, он умеет только рычать. — Тролли служат Ферракайнду. И герцог хочет знать, почему те, которых мы встретили, не находятся на службе у Повелителя огня.
Аларик пожал плечами.
— Да, именно это я и хочу знать.
— Тролли служат Ферракайнду из страха, — сказал Горгот. — Их плоть горит так же легко, как человеческая. Часть троллей сумели спрятаться от него.
— Почему они просто не ушли из Химрифта, чтобы жить свободно? — спросил я.
— Люди, — ответил он.
Я не сразу понял. Трудно было в троллях увидеть жертв. Я помнил их руки с черными когтями — такими руками оторвать человеку голову ничего не стоит.
— Когда-то их было много, — заметил Горгот.
— Ты сказал мне, что они были созданы для войны, что они — солдаты. Так почему же они прячутся? — спросил я.
Горгот кивнул.
— Да, созданы для войны. Созданы служить. Но не для того, чтобы на них охотились. Разбросали по такой странной земле и охотились.
Я выпрямился в полный рост, который в последнее время был не менее шести футов.
— Я думаю…
— Что ты думаешь, Макин? — перебил меня герцог.
Макин поймал мой взгляд и чуть заметно улыбнулся.
— Я думаю, что все это проблески одного и того же огня, — сказал он. — Здесь все сходится на Ферракайнде. Мертвые деревья, больной скот, потерянный урожай, сотрясение дома — вылетит кирпич, конек с крыши свалится, балка покосится — тролли, отсутствие шансов у каждого из вас вступить в борьбу за императорский трон — и в центре всего этого горит огонь Ферракайнда.
Каждый раз что-то иное заставляло магию срабатывать. Сегодня это был его ум. И в конце концов вы хотели, чтобы Макин был вашим другом.
