мной.
– Что за чушь ты наговорила Марле? – рявкнул мне в ухо Райан. – Она сказала, что больше не станет связываться с тобой напрямую.
– И пусть идет к черту, – ответила я. – Плевать мне на нее.
– Тарин, она мой рекламный агент, я который год с ней работаю.
Я фыркнула:
– Райан, она страшно переживает, как бы я не проговорилась об инциденте, а слухи про твой роман с Лорен ее не волнуют? Читал ту статью, в которой ты якобы звонишь Сюзанне, чтобы поплакать у нее на груди? Она даже не пытается унять это вранье, вот я и дала ей понять, что думаю.
– А что она может сделать? – Он снова повысил голос.
– Пусть занимается своим делом! Если не ошибаюсь, ей полагается защищать твою репутацию? А теперь она и меня представляет?
– Ты не понимаешь, о чем говоришь. Она не может помешать публикациям, – огрызнулся он.
– Черта с два не может! Она мигом выставила меня идиоткой, которая, не глядя по сторонам, выскакивает на проезжую часть, а про твои романы ей нечего сказать? Как насчет открытого заявления о том, что Райан Кристенсен не спит ни с Лорен Делани, ни с Сюзанной Страсс?
– Она этого не сделает, – твердо сказал он, – и ты не посмеешь ее об этом просить.
– Почему? – У меня выступили слезы. Райан против меня!
– Потому что противоречивость образа способствует продажам билетов.
– Просто не верится, – фыркнула я. – Моя жизнь, моя репутация могут отправляться в помойку, но боже упаси повредить продажам!
– Тарин, прекрати.
– Нет! Иди на фиг. Я здесь сижу, в бинтах, в гипсе… потеряв нашего первенца, и должна это хавать ради продажи билетов?! Знаешь что, Райан Кристенсен? Пошел ты…
Я бросила трубку.
У Эллен отвисла челюсть, но мне было уже плевать. Райан только что объяснил мне, на каком я месте в списке его приоритетов.
Через две минуты он перезвонил. Я не стала слушать и отключила телефон. Слезы лились ручьем. Перкосет уже не заглушал боли в ушибленных ребрах. Я положила подушку на пакет со льдом и безудержно разревелась.
– Тарин, милая, – утешала меня его мать, – не расстраивайся так.
У нее зазвонил мобильник.
– Я сейчас не могу с ним говорить, – выдавила я сквозь слезы.
– Райан, нельзя так огорчать Тарин. Ей нужно поправиться. – Эллен вышла с телефоном в кухню, но я все равно слышала ее голос. – Сынок, она потеряла ребенка. Ты должен бы понимать. Она в гостиной, плачет навзрыд. Ей и так хватает стрессов. Я знаю, милый, и тебе тоже…
Вернувшись в гостиную, Эллен протянула мне телефон:
– Он хочет с тобой поговорить.
– Скажите ему, пусть спросит Марлу, что я должна сказать. – Я утерла глаза рукавом.
– Тарин, – с материнской строгостью повторила Эллен.
Этого я уже не вынесла. Схватившись за край дивана здоровой рукой, я передвинулась к краю, чтобы встать, и вскрикнула от пронзившей тело боли.
– Не вставай, – упрекнула меня Эллен.
– Нет, мне надо встать, – выдавила я сквозь зубы.
Она хотела меня обнять, но на моем теле не было живого места. Кое-как подтянув под себя ноги, я медленно выпрямилась. Эллен все протягивала мне телефон. Я взяла трубку:
– Знаешь, когда я валялась на улице, то страшно обрадовалась, когда меня пристегнули к носилкам и сунули в машину. Потому что папарацци больше не могли снимать, как я лежу в луже крови. А когда фельдшер стал срезать с меня одежду, мне показалось, что меня насилуют. Я думала, это худшая минута в моей жизни. Потом врач сообщил, что во мне погиб ребенок, и я думала, что
