— Я знаю, где это.
— Я испугался, домина. Под пыткой он мог выдать тайное слово… От дома Ивачича никто не приходил. Зато явились рыцари Плаща из Бухрума, их прислал председатель биржи Гор-Гор. Они заявили, что ты украла у председателя нечто важное. Они пригрозили мне и моей семье. Они сказали, если я тебя встречу…
— Можешь не договаривать. Это их штаны сушатся у тебя во дворе?
— Они… Домина, у них бумага от мушшарифа Бухрума и от судьи в Джелильабаде. Они сказали, что не уйдут, пока не арестуют тебя. Если тебя арестуют в другом месте, их оповестят.
— Ты сказал им, что на тверди Великой степи их суды никто не признает?
— Я не стал дразнить шакалов, домина.
— И где они сейчас, эти ловкачи?
— За неделю они устали ждать, — хихикнул мираб. — Они где-то там, на регистане. Скорее всего, ставят медяшки на боевых кабанов. Сегодня большое представление.
— Дай мне двоих лучших… — Я не договорила, он понял и послал мальчишку.
Явились двое тощих, неразличимых, безмятежно уселись на корточки перед чисто выметенным айваном. Внешне они ничем не отличались от скопища местных нищих. Но у каждого из преданных слуг мираба за щекой хранились отравленные иглы.
— Домина, я умоляю тебя… Рыцари Плаща тебя даже не узнают, ты похожа на северную дэви…
— Обещаю, что не буду их убивать. Мне нужны твои парни для другого. Они понесут то, что у тебя спрятано пол полом овчарни.
Эль-Хаджа побледнел, затем покраснел. Я спокойно держала в капкане его хитрую душонку.
— И принеси мне десять мин серебра, остальное передашь человеку Рахмани. Мы сами разберемся.
— Высокая домина, лучше я тебе отдам все серебро и…
— Заткнись и прикажи копать. Живее. Ты забыл, что со мной нюхач? Или ты предпочитаешь, чтобы в овчарне покопались центавры?
Мираб повернулся к корзине и вмиг осел. Как серая болотная поганка, в которую вгоняешь иглу. Кеа весело помахала ему бараньей косточкой. Да, он совершенно упустил из виду, что нос нашей девушки практически невозможно обмануть.
Не прошло и полмеры песка, как эти же двое притащили тяжелый сверток, длиной примерно в семь локтей. Стряхнули с рогожи песок, затем я приказала развязать шнуровку. Мне необходимо было убедиться. Слишком давно я к нему не притрагивалась. Мои пальцы моментально ощутили разницу. Этот был старше, несколько жиже, но, пожалуй, мудрее, чем предыдущий, которым я пользовалась на Хибре. Да, мудрость — именно то слово, которое крутилось у меня на языке.
Эль-Хаджа постарел на десяток лет. Его напомаженная бороденка сморщилась гороховым стручком, тюрбан сбился набок, обнажив пятнистую лысину, а щеки обвисли, как у королевского мопса.
— Ты — старый баран. — Я оттащила его в сторону, чтобы рабы не видели, как чужая белокурая женщина выкручивает хозяину ухо. — Ты знаешь, чем рискуешь? Какого дьявола ты спрятал его в навозной куче? Даже самый тупой нюхач учуял бы его за сотню хибрских гязов… Или ты намеревался продать его?
— Домина, ты меня назвала самым тупым нюхачом? — невинно осведомилась Кеа.
Ромашка потел от любопытства. Он ничего не понимал в нашей задушевной беседе, но тюк, измазанный в бараньем дерьме, его весьма интересовал. Слуги покорно ждали за занавеской, не проявляя любопытства. Сказители-бахши, радуясь свободной песчинке, громко жевали хозяйский виноград. Табиб перебирал четки и громко молился, делая вид, что ничего не происходит.
— Твоих жен продали бы на рудник, а детям выбили бы на щеках клеймо вечного государственного раба… Ты знал это, жирный паук, но рискнул их здоровьем! — Я ткнула его пальцем в точку копо, и дурня согнуло в кашле. — Тебя бы не убили, тебя отвезли бы в застенок и там медленно бы жарили… пока ты не признался бы во всем. А ты признался бы очень скоро, баран! — Я незаметно ткнула его в другую точку на бедре. Его правая нога моментально отнялась.
Эль-Хаджа плюхнулся в пыль, как мешок с травой изень, и заплакал. Напоследок я выволокла почтенного мираба во двор и одарила камчой так, что ему пришлось удирать от меня на четвереньках.
— Твоя старшая жена издохла бы, таская камни. Твоих младших жен насиловали бы все, кому не лень, а потом продали бы в морской гарем, пиратам. Твоих детей… Кеа, сколько у него детей?
— Я чую четверых, домина. Кажется, есть еще взрослый сын, но он не здесь.
— Ты продал четверых детей, шакал!
— Высокая домина, прости… шайтан околдовал мой рассудок… Я решил, что раз тебя все равно убьют, семья Саади отберет у
