Громов тупо уставился на пакет. Перевел взгляд на чернеющий впереди провал канавы, в которой угадывались очертания чего-то, лежащего на дне. Вновь посмотрел на костер вдалеке.
Упал на колени и захохотал, подвывая и всхлипывая.
Потом успокоился. Пришел в себя. Вытер выступившие слезы.
В траве, под кустом, на котором висел пакет, что-то блестело. Громов протянул руку и осторожно поднял маленький жесткий брусочек, завернутый в толстую фольгу.
Шоколадная плитка. Одна из двадцати, входящих в стандартную упаковку.
Руслан тяжело, словно старик, поднялся на ноги и двинулся в обход канавы.
Толстая полешка мерцала багровыми кубиками углей. Рядом с кострищем лежали приготовленные ветки и куски коры. Неверный свет еле горящего костра освещал лохматые стенки построенного Громовым шалаша, черный зев входа.
– Илья, – тихо позвал Руслан, приближаясь к вышке. – Ты спишь?
Ткачев не ответил. Громов положил планшет на землю, вытащил из костра тонкую ветку с тлеющим концом. Держа ветку перед собой полез в шалаш.
– Илья…
Из темноты что-то метнулось навстречу, Громов еле успел убрать голову в сторону. Палка с заостренным концом прошла в сантиметре от левого глаза, содрала кожу на скуле и царапнула ухо.
– Предатель! – раздался полный ярости крик, в котором отползающий от шалаша Руслан с трудом узнал голос друга. – Предатель!
– Да что с тобой? – Руслан вскочил, зажимая ссадину. – Что случилось?
– Это ты специально… ушел! – Кричащему из темноты Ткачеву не хватало воздуха. Выдавливая из себя короткие фразы, он судорожно вздыхал, задыхаясь: – Ты… За Полинкой! Ты и она… Давно хотел…
– Что ты мелешь? – не выдержав, заорал в ответ Громов. – Я за ней десять лет назад ухаживал, еще до того, как вы познакомились! А потом она тебя выбрала! Понимаешь? Тебя. Любит она тебя!
– А ты!.. А ты!
– Да ничего я! Мы друзья, и все. Она – твоя жена. А у меня Ирка есть. Сдалась мне твоя Полина.
Шалаш затрясся – Илья изнутри тыкал в стены палкой, рвал колючие лапы руками.
– А-а! – заголосил вдруг испуганно и жалобно.
Руслан упал на колени и на карачках пополз в темноту. На ощупь схватил бьющую по столбам палку, без труда вырвал из слабых пальцев. Придавил бьющегося в судорогах Ткачева к полу.
Да он весь горячий! Одеяло мокрое от пота, жар чувствуется даже на расстоянии.
Пилот ухватил друга за плечи, вытащил на свет, к костру. Ткачев как-то разом обмяк, голова с закатившимися глазами безвольно болталась из стороны в сторону.
Громов вытащил платок, смочил его водой из фляги, положил на горячий лоб Илье. Приподнял голову?, чувствуя под ладонью липкие, свалявшиеся волосы, приставил горлышко фляги к губам. Некоторое время струйка воды просто стекала по щекам, но потом Илья зашевелился, сделал глоток, другой. Жадно припал, стуча зубами об алюминий.
– Все-все, хватит. – Руслан с трудом убрал флягу, перевернул платок.
Илья выглядел хуже некуда. Про таких говорят «с креста сняли». Осунувшийся, изможденный, с впалыми щеками. Его сильно лихорадило, мышцы то и дело сводило.
Господи, всего несколько дней прошло, а он словно неделю болен!
Илья с трудом открыл глаза, нашел взглядом Руслана. Улыбнулся.
– Рус? Уже вернулся?
– Вернулся, – не стал ничего объяснять Громов. – Ты как себя чувствуешь?
И подумал: «Какой глупый вопрос. И так видно, что хреново».
– Терпимо, – Илья говорил почти не разжимая губ, приходилось напрягать слух, чтобы расслышать слова. – Сон плохой приснился.
– Ты давай еще поспи, – пилот подложил под голову друга свое одеяло. – Ни о чем не думай, просто поспи. Я, если что, здесь. Рядом.
Ученый не ответил, смежил веки и засопел, ровно и спокойно.
Руслан тяжело вздохнул, пересел на другую сторону костра. Стащил ботинки, прислонился спиной к дереву и с удовольствием
