— Хорошо, на шесть. Хотите тоже поехать?
— Спасибо.
Он помолчал.
— Может, с ней все в порядке.
— Да.
Я начала готовиться ко сну, хотя знала, что не смогу сомкнуть глаз. Чистка зубов. Умывание. Нанесение крема на руки. Переодевание в ночную рубашку. Вместо того чтобы лечь в кровать, я принялась ходить по комнатам, усиленно пытаясь освободить свой мозг от мыслей о фотографиях семи женщин на досках в нашем кабинете. О местах совершения убийств. Об отчетах патологоанатомов. О Гэбби.
Потом я поправила покосившуюся картину на стене, сдвинула к центру вазу на столе, собрала шерстинки Верди с ковра. Мне стало холодно, и я приготовила чашку чая и выключила кондиционер. По прошествии нескольких минут я вновь зашагала из комнаты в комнату. Верди, смертельно устав наблюдать за моим бессмысленным хождением, отправился в спальню и заснул на кровати. Я же не могла остановиться.
Около двух я растянулась на диване, закрыла глаза и попыталась расслабиться. Сосредоточиться на звуках ночи. Отдаленном реве сирены «скорой помощи». Шагам на верхнем этаже. Воде, бегущей по трубам. Скрипе половиц. Едва уловимом треске оседающих стен.
Перед моими глазами поплыли нескончаемой вереницей, как кадры из голливудского фильма, привычные образы. Клетчатая блузка Тротье. Вспоротый живот Моризет-Шанпу. Прогнившая голова Изабеллы Ганьон. Отсеченная кисть. Торчащая из бледных губ отрезанная женская грудь. Убитая обезьяна. Статуэтка. Вантуз. Нож.
Я не могла спастись от своих дум. Я создала в воображении целый кинофильм смерти, раздираемая мыслями, что и Гэбби должна стать участницей этого фильма. Ночная тьма едва начала рассеиваться, когда я поднялась с дивана и оделась.
34
Солнце едва выплыло из-за горизонта, когда мы нашли тело Гэбби. Марго тотчас же определила нужное место, когда ее впустили за фанерный заборчик, огораживавший тот свободный от построек кусок земли. Желто-оранжевое сияние зари освещало все вокруг.
Могила располагалась у превратившегося в груду крошек фундамента какого-то старого здания. Неглубокая, вырытая наспех; ее поверхность украшал ровный овал, выложенный из осколков кирпичей. Теперь труп Гэбби лежал на земле, в застегнутом на молнию пакете. Полицейские оградили территорию пильными козлами и желтой пленкой, хотя в том не было особой необходимости. В столь ранний час народ еще спал, и, когда тело извлекали из земли, никто не глазел на страшное зрелище.
Я сидела в патрульной машине и пила холодный кофе из пластикового стаканчика. Я приехала сюда как профессионал, готовый выполнять свою работу, но обнаружила, что сегодня не в состоянии быть профессионалом. Я пребывала в оцепенении.
Мне не хотелось видеть Гэбби раздувшейся и побелевшей в чертовой яме. Я мгновенно узнала ее серьги. В форме слоников. Мне вспомнилось, как она объясняла, что они означают. Бога Ганеша. Доброго бога. Счастливого бога. Не бога боли и смерти. Где же ты был, Ганеш? Почему не помог своему другу? Почему никто не защитил ее?
У меня начиналась истерика. Я не хотела ей поддаваться.
Я дождалась того момента, когда смогу опознать ее. А потом Райан подошел к Пьеру Жилберу, о чем-то с ним переговорил и направился ко мне.
Теперь он сидел на корточках у раскрытой дверцы машины, положив руку на подлокотник. Было утро, а температура поднялась уже до двадцати семи градусов, поэтому волосы Райана и рубашка под мышками повлажнели.
— Мне очень жаль, — пробормотал он.
Я кивнула.
— Представляю, как вам тяжело.
Нет. Не представляешь.
— Тело неплохо сохранилось, несмотря на жару, — тихо произнесла я.
— Да, но мы не знаем, как долго оно тут лежит.
